— Ей следовало бы подождать, пока она доберется туда, — сказал Ланс. — Ее могли бы схватить при продаже драгоценностей в Лондоне. Но мне кажется, что ей не хотелось везти их с собой. Хотя, конечно, для воров деньги были бы таким же искушением. Во всяком случае я рад, что ты получишь кольцо обратно.
— Я тоже очень рада, что нашла его. Это довольно редкое кольцо, которое хранило несколько поколений семьи Хессенфилд. Наш ребенок будет владеть им.
— Пройдет много времени, прежде чем он сможет носить его, — сказал Ланс.
— Она получит его в соответствующее время, — парировала я.
Ланс рассмеялся.
— Ну хорошо, дорогая, — сказал он. — Я не буду злиться на тебя за твою девочку больше, чем ты будешь ворчать на меня за моего мальчика. Держу пари, что если это будет девочка, то она окажется именно тем, чего я хочу, а если мальчик — то как раз согласно твоему желанию.
— Это тот вид пари, который ты всегда можешь заключать уверенно, — сказала я.
Я была по-настоящему счастлива в эти ранние дни мой беременности. Только временами, когда думала о Жанне, какая-то тень ложилась вокруг; и каждый раз, глядя на безоаровое кольцо, я представляла, как она нагло входит в тот магазин с рассказом, что она торопится во Францию и срочно нуждается в деньгах.
Сабрина пребывала в сомнении, хочет ли она появления ребенка или нет. Иногда она с воодушевлением говорила о том, что бы она с ним делала. Она бы учила его верховой езде и рассказывала бы ему истории, которые обычно рассказывала ей я.
— Пройдет много времени, прежде чем малыш сможет ездить верхом, предупредила ее я.
— О, невозможно начинать слишком молодым, — сказала Сабрина с мудрым видом.
Но временами ее обуревала ревность.
— Мне кажется, ты любишь этого ребенка больше, чем меня. А его еще и нет здесь.
— Я люблю вас обоих.
— Невозможно любить двоих одинаково.
— Нет, возможно.
— Одного ты должна любить больше, и это — твой собственный ребенок.
— Ты тоже моя собственная, Сабрина.
— Но ты не родила меня.
— Это неважно.
— Я не хочу, чтобы он появился. Я знаю, что это будет глупый ребенок… глупее, чем Жан-Луи.
— Но он вовсе не глуп.
— И она мне тоже не нравится.
— О ком это ты?
— О его бабушке. Мне она не нравится.
— Я думала, что тебе нравится слушать ее.
— Теперь уже нет. — Сабрина приблизила свое лицо к моему. — Она мне не нравится, потому что она не любит меня.
— Несомненно она любит тебя.
— И еще ей не нравится новый ребенок.
— Ты говоришь не правду, Сабрина.
— Это правда. Я знаю.
— Она так не говорила.
— Ее вид говорит об этом. Мне она не нравится.
Мне не нравятся Эмма и Жан-Луи.
— О, ты в скверном настроении. — Впрочем, дядя Ланс любит Эмму.
— Конечно, любит. Мы все ее любим… за исключением тебя, разумеется.
— Он любит ее… особым образом. — Она вобрала голову в плечи и напустила на себя таинственность.
— Кто тебе сказал?
— Я видела их.
— Что ты имеешь в виду?
— Я видела, как они беседуют.
— Почему бы им не беседовать?
— Я видела их. Я знала это и прежде. Он любит ее, а она любит его… и сильно.
Было глупо слушать Сабрину и ее дикие истории. Если она замечала, что они захватывают меня, то рассказывала еще более фантастические вещи. Все, к чему она стремилась, было привлечь к себе внимание, ибо ею владела идея, что теперь, с рождением ребенка она будет отодвинута им.
Я старалась быть еще более нежной с ней. Она отвечала мне тем же, но подозрительная ревность оставалась, и я чувствовала, что она растет.
После первых двух месяцев беременности я начала чувствовать недомогания. Эмма успокаивала меня. По ее словам, то же самое происходило и с ней. Она сильно болела в течение первых месяцев. Но болезнь прошла. Не лекарство ли Жанны помогло? Она обязательно спросит свою мать, так как уверена, что та его знает. Вероятно, это было хорошо известное во Франции лекарство от утренней тошноты.
Мадам Легран только обрадовалась возможности помочь мне приготовлением лекарства. Она не была уверена, что это то же самое лекарство, как и у Жанны, но этот семейный рецепт передавался из поколения в поколение, и если она сможет раздобыть нужные травы, то приготовит его для меня.
Она приготовила, и после него я почувствовала себя хуже.
— Этого не может быть, — сказала Эмма. — Оно часто вызывает временное ухудшение, но потом исцелит тебя, вот увидишь.