– И не удивительно! – заметил Шон, сам удивляясь своему спокойному, даже беззаботному голосу. – Вы ведь три дня ничего не ели и не пили, если не считать нескольких глотков воды, и ту пришлось вливать в вас силой.
Лия подняла голову и смущенно взглянула на него.
– Шон, я очень благодарна за вашу заботу. Вы были так добры ко мне!
– Говорю вам, за вами ухаживать – одно удовольствие! Со мной медсестрам приходилось гораздо тяжелее.
Он хотел развеселить ее, но Лия нахмурилась.
– Вам было так плохо?
Пожатием плеч Шон отмел прошлое.
– Больницу я почти не помню. По крайней мере, первые дни совершенно вылетели из памяти.
Он взял у Лии пустую чашку и понес на кухню. Девушка молча проводила его глазами; этот взгляд не укрылся от Шона.
Вернувшись, он сел не на свое прежнее место, а на диван, в ногах у Лии. Сам не знал, почему, – так показалось удобнее, естественнее. Лия не возражала, просто развернулась к нему лицом и продолжила беседу:
– Значит, тяжелее всего стало потом, после выписки? Но ведь с вами был брат.
Шон кивнул, помрачнев; ему вспомнились те черные дни.
– Да, он прожил здесь несколько недель. Пока я сам не велел ему убираться. Дайте-ка я вам подушки поправлю, они совсем сбились.
Если он надеялся отвлечь ее от тяжелого разговора, то не преуспел в этом. Лия подождала, пока Шон поправит диванные подушки, и преспокойно продолжила расспросы.
– Спасибо, так действительно удобнее. А он рассказывал вам об Энни?
Шон кивнул, откинувшись на спинку дивана.
– Сперва этот дуралей молчал как рыба. Но однажды его прорвало – и понеслось: Энни то, Энни это… Остановиться он уже не мог. Наконец я понял, что сойду с ума, если еще хоть раз услышу это имя…
Шон рассеянно потер ладонью шрам.
– В то время я надеялся и верил, что Пит будет с ней счастлив.
– Может быть, еще и будет! – заметила Лия. – Как знать, возможно, у Энни просто сдали нервы перед свадьбой и вся эта буря в стакане воды через неделю уляжется. Может быть, и уже улеглась, а мы сидим тут и ничего не знаем!… А вам случалось переживать предательство возлюбленной? – спросила она вдруг.
Шон поднял глаза, но Лия смотрела на него без тени насмешки или недоброжелательства.
– Случалось, – медленно ответил он. – Помню свои чувства: сперва – не горе, не гнев, а какое-то безмерное изумление. Ходишь и никак не можешь понять: как же это? Почему вдруг? За что? А потом… потом мечтаешь об одном – все забыть.
Выразительное лицо Лии подернулось состраданием. Шон поспешно выпрямился, протянул к ней руку.
– Да не берите в голову! Было и прошло. Я все забыл и исцелился, честное слово!
Что за сверкающие бриллианты повисли у нее на ресницах – неужели слезы?
– Шон, простите меня!
– За что? – недоуменно нахмурился он.
– За все, что я вам наговорила. Как я могу судить, если не знаю, что с вами произошло?
– А хотите узнать?
Этим вопросом Шон удивил в равной мере ее и себя. Он сам не понимал, почему так жаждет поделиться с ней своей невеселой историей. Чтобы развеять ее иллюзии? Или просто для него настало время исповеди – неважно, перед кем?
– У меня была подруга, хоть это слово к ней совсем не подходит. С такими женщинами не дружат – их страстно любят или страстно ненавидят. Такой была Марни. Мы встречались полгода, и я сделал ей предложение. – Шон остановился, морщась от горечи воспоминаний. – Я не сомневался, что мы необыкновенная пара и чувство, связывающее нас, вечно, как сама любовь. Этот самообман продолжался еще пару месяцев, пока я не узнал, что все это время у нее был другой. Она спала с ним, даже не снимая обручального кольца! – Он потряс головой, словно до сих пор не мог в это поверить. – Я в это время часто уезжал из города на съемки. Поэтому Марни чувствовала себя в безопасности. Тот бедолага искренне верил, что она выйдет замуж за него!… Короче, была бурная сцена, она швырнула кольцо мне в лицо и выбежала вон, я полагал, что к нему. Вскоре я появился в обществе с другой женщиной. На следующее же утро Марни позвонила мне в дверь.
Лия судорожно, до боли, сжала его руку.
– И что же? – выдохнула она.
– Не менее бурное примирение! – язвительно усмехнулся Шон. – Поначалу она вела себя идеально. Клялась, что раскаивается, умоляла ее простить…
– А вы? – поторопила его Лия.
Шон скривил губы в усмешке.
– А я был таким дураком, что поверил. И честно пытался простить, хоть в глубине души и понимал, что это бессмысленно. Какая уж там любовь! Я смотрел на нее и не мог взять в толк, что привлекло меня в этой лживой раскрашенной кукле. Несколько раз я пытался объяснить ей, что все кончено. Но она словно умом тронулась – рыдала, закатывала скандалы, кричала, что убьет меня или себя. И однажды я сделал глупость – начал выяснять с ней отношения в машине…