Особенно,... 
86 
Я решила подняться по винтовой лестнице на крышу и полюбоваться открывающимся оттуда видом, но, проходя мимо комнаты Замка, я испытала такое искушение войти, что не смогла ему противиться. Уже стоя на пороге, я ощутила тревогу, наверно оттого, что знала, что совершаю поступок, который не одобрил бы мой муж.
Это была обыкновенная комната: стол, стулья, небольшой письменный столик и буфет для посуды. И что здесь могло быть необычного? Разве что прекрасный вид на маленький замок.
Замок! Эта комната! Запретное место. Отчего же? Если здание в опасном состоянии, если камни готовы рассыпаться, так почему не снести его? Оно совершенно бесполезно, но его воздвиг предок. Однако, для человека, который привык опираться только на логику, это было недостаточным аргументом. Я прекрасно понимала, как он говорил, склонившись над своими оловянными солдатиками: «В данном месте пехота бесполезна… совершенно бесполезна. А если ее перебросить вот сюда, тогда… вот тогда она прекрасно выполнила бы свою задачу, и все пошло бы совсем иначе».
На этом месте можно было бы построить другое здание. Приносящее пользу. Или разбить сад.
Я подошла к окну и, встав коленями на скамью, выглянула в него. Действительно, какой-то абсурд. Самый обычный скромный небольшой дом со скалящими зубы горгульями на башенках и игрушечными навесными бойницами, из которых никто никогда не лил на наступающего врага кипящее масло или смолу.
Я вновь осмотрела комнату. «Обжитая», — пробормотала я. И в самом деле, она выглядела так, словно в ней жили. Только неизвестно кто. Я попыталась открыть дверцы буфета. Они были заперты, но в одном из открытых ящиков нашелся ключ. Я отперла дверцы. Внутри было полным-полно всякой материи.
Это возбудило мой интерес. Ведь Ричард сказал, что было бы неплохо заняться гобеленами, да я и сама решила, что это будет для меня вполне подходящим делом во время его отсутствия, — и вот передо мной самые разные ткани. Я решила хорошенько рассмотреть их. Здесь были куски разных размеров. Открыв другой ящик, я нашла множество шелковых ниток самых разнообразных оттенков.
Я доставала по одному куски ткани и разворачивала их на столе, и вдруг па пол упал небольшой пестрый лоскуток. Подняв его, я поняла, что это один из тех образчиков, при помощи которых, как принято думать, в девочках воспитываются прилежание и аккуратность. Этот образчик был весь расшит аккуратными крестообразными стежками. В свое время мне удалось создать нечто подобное, а вот Берсаба свою работу испортила и пошла жаловаться матери, говоря, что не видит смысла убивать время на эти крохотные стежки (хотя, по справедливости сказать, у Берсабы они получались не такими уж и крохотными), вышивая все буквы алфавита, цифры от единицы до девяти и обратно, стих из Евангелия: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное» или еще что-нибудь в этом роде, а в конце — собственное имя и дату. Наша мать согласилась с доводами Берсабы и не стала заставлять ее заканчивать работу Я же свою закончила, и мать с гордостью показала ее отцу.
Это был такой же образчик.
Буквы в алфавитном порядке, цифры и: «Да не будут губы мои злословить и не солжет язык мой», «Мудрость дороже всех богатств». И ниже: «М.Хэрриот в году Господнем 1629».
Я поняла, это Магдален. Она здесь шила. Это была ее комната. Именно поэтому Ричард и не хотел, чтобы я заходила сюда.
* * *
Теперь, когда здесь не было Ричарда, отношение слуг ко мне заметно изменилось. Миссис Черри любила поболтать, и мои посещения кухни стали гораздо более продолжительными.
Ричард настоятельно просил меня изучить обязанности хозяйки дома, но как раз в этой области у меня были самые солидные познания, поскольку наша мать всегда была с головой погружена в домашние заботы я старалась воспитать нас в том же духе. В хозяйственных делах я разбиралась лучше, чем Берсаба, и в Тристан Прайори мне частенько по утрам доводилось бывать на кухне, выслушивая распоряжения на день, которые мать отдавала слугам.
Так что трудностей с миссис Черри у меня не возникало. Она прониклась ко мне уважением.
Я взяла за обыкновение приходить по утром на кухню и сообщать, чего бы мне хотелось на обед и ужин. Потом она садилась рядом со мной и заводила разговоры. Она производила впечатление женщины, весьма довольной жизнью.
Меня она называла «госпожа», как и все остальные слуги, а говоря о генерале, снижала голос до шепота, подчеркивая этим свое уважение к нему.
86 
