Она опустила глаза и уперлась взглядом в лацкан его мундира.
– Почему вы чувствуете необходимость снова разыгрывать из себя героя? После того, как вы едва не принесли в жертву свою жизнь во имя короля и страны, я думала, что вам уже больше ничего не нужно доказывать.
– Не вам, но, вероятно, кое–кому другому.
– Ах! Я должна была догадаться, что в это вовлечена женщина. – И хотя она знала, что едва ли может ожидать, что он проведет остаток жизни, тоскуя по женщине, которая никогда не существовала, горькая ревность поднялась в ее горле. Было настоящей мукой представлять себе его в объятиях другой женщины, в постели другой женщины, проделывающим с ней все эти нежные и изощренные вещи, которые он проделывал с ней самой. – Вы всегда готовы пожертвовать всем ради любви, не так ли?
Музыка стихла, заставив их неловко остановиться на середине зала. Сесиль видела косые взгляды в их сторону, любопытствующее бормотание.
На сей раз во взгляде Габриэля была только жалость.
– Я даже не знал, что такое любовь, пока я не встретил – и потерял – мою Саманту. Простите меня за прямоту, мисс Марч, но вы не достойны даже чистить ей обувь.
Отвесив ей краткий поклон, он развернулся и зашагал к лестнице, оставляя Сесиль и всех остальных в зале таращиться ему вслед.
Она еще долго не двигалась с места после его ухода, пока, в конце концов, не прошептала себе под нос.
– Да, думаю, что не достойна.
* * *
Габриэль влетел в свой городской дом, благодаря Бога, что слуги уже спят. Он прошел в гостиную. Кто–то из лакеев оставил гореть огонь в камине, чтобы смягчить ноябрьский холод.
Сбросив промокшее пальто, Габриэль налил себе щедрую порцию скотча из хрустального графина, что стоял на буфете. Когда дымный ликер обжигающей волной прошел по его горлу, он вспомнил другую, скрытую во тьме, ночь, когда он выпил слишком много скотча и собрался покончить со своей жизнью. Саманта вышла к нему из темноты, словно ангел, в ту ночь и дала ему причину и желание жить. Тогда он в первый раз попробовал на вкус ее губы, прижал к себе тепло ее тела.
Он проглотил одним глотком оставшийся в стакане скотч. Высеченная статуя дракона ухмылялась ему со своего стеклянного пьедестала на каком–то столе. Комната была обставлена в китайском стиле, но сегодня – задрапированная темно–красным шелком, с лакированной мебелью и миниатюрными пагодами – она выглядела скорее смешной, чем экзотичной.
Он не хотел признавать, что его настолько вывела из равновесия эта встреча с Сесиль. Он думал, что уже освободился от ее чар. Но когда он увидел ее стоящей у подножья лестницы и напоминающей потерявшуюся и несчастную маленькую девочку, он почувствовал неожиданный толчок.
Она казалась еще более тоненькой, чем он помнил. От вида ее подстриженных локонов он сначала вздрогнул, но потом он понял, что они странным образом идут ей. Они придавали ее красоте зрелость, больше открывали для глаз ее изящную шею и делали еще больше ее светящиеся голубые глаза. А необъяснимая печаль, которую он увидел в них, когда заглянул в глубину, потрясла его сильнее всего.
Габриэль налил себе еще один стакан скотча. Вероятно, он был дураком, когда думал, что новая встреча с ней не окажет на него никакого эффекта. Он провел бесчисленное количество ночей в море с воспоминаниями о ней и обещаниями согреть его, написанными ее рукой. Обещаниями, которые она отвергла этим вечером всего лишь одной колкой насмешкой и улыбкой с ямочками.
Он запустил руку в волосы. Скотч только подстегнул безрассудный жар, бушующий в его венах. Раньше он бы просто нашел облегчение в руках умелой куртизанки или оперной балерины. Теперь же те, кто мог бы его утешить, оказались призраками двух женщин, которых он когда–либо любил.
Во входную дверь постучали, Габриэль вздрогнул.
– Кто, дьявол его забери, может придти в такой час? – пробормотал он, шагая через холл.
Рывком он открыл дверь. На пороге стояла женщина, закутанная в плащ, с лицом, закрытым капюшоном. На какой–то предательский момент его сердце дико забилось от надежды. Потом она откинула капюшон и открыла короткие завитки цвета меда и пару осторожных голубых глаз.
Он глянул на улицу за ее спиной, но на ней не было ничего похожего на карету или наемный экипаж. Словно она материализовалась прямо из клубящегося тумана.
Пульс Габриэля предупреждающе гулко забился. Он должен отослать ее, захлопнуть дверь перед ее прекрасным личиком. Но дьявол, сидящий у него на плече, подтолкнул его прислониться к дверному косяку, скрестить руки на груди и осмотреть ее с ног до головы с наводящей на размышления дерзостью.