— Ты теперь отец. Ты несешь ответственность за свою семью. Сабра в критическом состоянии, а я больше ничем не могу ей помочь.
— Он вам как-то угрожает? — спросил Кэллоуэй.
— Абсолютно нет.
— А кто-нибудь из заложников в опасности?
— На данный момент нет. Но я не могу предсказать, что случится, если сюда ворвутся эти парни в бронежилетах.
— Я не собираюсь отдавать такого приказа.
— Тогда зачем они здесь? — Он медлил с ответом, и у Тайл возникло четкое ощущение, что он что-то скрывает, что-то очень важное. — Мистер Кэллоуэй, если есть что-то, что мне нужно знать…
— У нас тут изменилось мнение.
— Вы собираетесь и уезжаете? — На данный момент она ничего бы так сильно не желала.
Кэллоуэй не обратил внимания на ее подначку.
— Видеозапись произвела впечатление. Рад вам сообщить, что результат был именно таким, на какой вы надеялись. Мистер Денди тронут мольбой дочери и готов пойти на уступки. Он хочет, чтобы все кончилось мирно, чтобы никто не пострадал. Мы все тоже. Как там Ронни?
— Док пытается на него воздействовать.
— Получается?
— Думаю, получается.
— Хорошо. Это приятная новость.
Он вздохнул с облегчением, и снова Тайл показалось, что федеральный агент что-то утаивает.
— Как вы думаете, он сдастся?
— Он же назвал условия, на которых согласен сдаться, мистер Кэллоуэй.
— Денди готов признать, что это был побег, а не похищение. Но, разумеется, остальные обвинения никто отменить не сможет.
— И он не будет претендовать на ребенка?
— Денди несколько минут назад именно так и сказал. Если Дэвидсон согласен на эти условия, я лично гарантирую, что сила применяться не будет.
— Я все передам Ронни. Перезвоните через десять минут.
— Договорились.
Она повесила трубку. Ронни и Док повернулись к ней. По сути дела, все внимательно прислушивались. Получилось, что ей выпала роль главного переговорщика, и Тайл была не очень этому рада. Слишком большая ответственность. Допустим, при всех благих намерениях что-нибудь не заладится? Если эта заварушка в конечном итоге закончится катастрофой, всю свою оставшуюся жизнь она будет корить себя за то, что допустила трагедию.
Тайл вдруг поняла, что за последние два часа ее приоритеты изменились. Это произошло постепенно, незаметно, она до последней минуты этого не осознавала. Передача отошла на второй план. Когда же это случилось? Когда она увидела кровь Сабры на своих руках, одетых в перчатки? Когда Хуан угрожал хрупкой Кэтрин?
Как бы то ни было, участники этой истории стали для нее куда важнее, чем передача о ней. Цель написать первоклассный, эксклюзивный отчет и обеспечить себе премию и новое заветное место работы потеряла свою значимость. Ей хотелось, чтобы итог всей этой трагической истории дал повод радоваться, а не горевать. Если же она сделает что-то не так…
Она не имеет на это права, вот и все!
— Обвинение в похищении снято, — сообщила она Ронни, который с надеждой смотрел на нее. — Конечно, тебе придется ответить по другим пунктам обвинения. Но главное — мистер Денди согласился разрешить Сабре оставить ребенка. Если ты принимаешь эти условия, мистер Кэллоуэй лично гарантирует, что сила применяться не будет.
— Это хорошая сделка, Ронни, — сказал Док. — Соглашайся.
— Я…
— Нет, не надо!
Сабра говорила еле слышно и хрипло. Она каким-то образом умудрилась встать и теперь тяжело опиралась о дверцу морозильника. Глаза у нее ввалились, лицо было белое как мел. Она походила на человека, которому наложили искусный театральный грим для сцены восстания из гроба.
— Это ловушка, Ронни. Одна из ловушек папы.
Док кинулся к ней, чтобы поддержать.
— Я так не думаю, Сабра. Просто твой отец растрогался, увидев видеозапись.
Она с благодарностью оперлась на руку Дока, но усталые глаза ее не отрывались от Ронни.
— Если ты меня любишь, не соглашайся. Я не уйду отсюда, пока не буду уверена, что всегда смогу быть с тобой.
— Сабра, а как же девочка? — мягко спросила Тайл. — Подумай о ней.
— Вы ее возьмете.
— Что?
— Вынесите ее и отдайте кому-нибудь, кто о ней позаботится. Что бы ни случилось с нами, с Ронни и со мной, я обязательно должна быть уверена, что с Кэтрин все будет в порядке.
Тайл с надеждой взглянула на Дока, но он, казалось, чувствовал себя таким же беспомощным.