В спальне тек воск, еще светили свечи, она достала в потайном ящичке механическую игрушку, звенящую колокольчиками и танцующую, если ее завести, села за столик. Играясь, успокаивалась, и несколько слезинок прочертили дорожки по пудре, но она закрасила белилами снова, вернула привычное свое лицо и дальше забавлялась игрушкой. С успокоением вернулась ломота в спине и животе, будто бы спина и живот были под металлом и тканями, будто что-то болело до этого.
Семь ударов. Стрелка, щелкнув, сдвинулась на деление – вечер. Теперь хотелось есть. Заглянув в углы и убедившись, что никто не видит, осмотрела все свои ящички – выдвижные, на петельках, тайные, в них лежали некоторые вещи, часть ее механических игрушек, обрывки бумаги с записками, срезанные пряди чьих-то волос, завернутые в ткань, черно-белые фотографии, медицинские рецепты, таблетки, нитки в клубках… Нашла – засохший кусочек сыра.
Затем некоторое время бродила по комнатам, но нигде никого не было, никаких гостей.
Перед сном Норы пришла к ней знакомая служанка Мани, чтобы распустить платье, извлечь ее из каркаса, смыть пудру, расплести волосы. Принесла новую шелковую рубашку для сна. Когда стояла Нора в бассейне, и концы волос полоскались в холодной воде, а из лона снова вытекали кровавые сгустки и расползались, растекались, смотрела и думала: «Отвратительная кровь – это я, ванна – это уже не я, вытекшая в ванну кровь – это я, но уже почти не я, а через час это будет ничего, слитая вода…»
На ночь Мани расчесывала ей волосы, медно-черные, от головы до пола. Нора ложилась на свою большую кровать, в постель с пятнами высохшей крови, накрывалась волосами, сверху одеялом, начинала считать. У нее всегда была бессонница, и час за часом, смирно, она пересчитывала цифры, это она умела хорошо. Сначала до тысячи. Потом до миллиона. Потом до миллиарда. Уходя, Мани потушила все свечи, было темно, виднелись только светящиеся цифры.
Некоторые гости
Удар. Семь раз. Стрелка сдвинулась на деление. Нора проснулась. Прибегала Мани, приносила свой голос в темноту, после голоса – огонь и свет. Нора поднимала с кровати голову, за ней ползли черно-рыжие волосы. Встав, увидела вчерашние пятна на постели, разозлилась, скомкала, стащила на пол простыню, молча указала рукой.
– Ох… Простите, простите, госпожа Фелисия. – Мани подбирала и мяла в руках ткань.
Нору одели в рубашки и нижние платья, закрепили в металле, натянули сверху черную ткань, увесили бриллиантами, запудрили всю кожу, ноги замкнули в туфли, в убор волосы, и кровь, которой она пахла в эти дни, заперли в благовония.
– Мани, сегодня мне очень хотелось бы увидеть мою матушку королеву Марию.
– Конечно, госпожа Фелисия, я провожу вас к вашей матери. Пойдемте за мной. – Мани смешно ступала, демонстративно медленно, чтобы приспособиться к темпу Норы: поднимет ногу, опустит, обернется посмотреть на принцессу – можно делать следующий шаг или рано, ухмыльнется. – Осторожно ступайте, здесь везде крысы.
Освещены были не все помещения, и Мани пришлось взять с собой большую свечу. Она держала ее в правой руке, крепко сжав под самым подбородком, свет падал так неудачно – улыбки Мани казались грубыми гримасами. Шли по коридору с окнами в большую галерею, поднимались по лестницам, черный хвост платья сметал пыль, но ни одна крупица пудры… сворачивали на заброшенную балюстраду без перил, под которой все разбито, внизу можно было различить одни обрушенные балки, там случилось что-то, Нора забыла что. Прозрачные глаза ее смотрят прямо, взгляд неподвижен. Мани со свечей то видна, то пропадает.
– Ваша матушка, госпожа Фелисия, последнее время чувствует себя гораздо лучше, после того как кузен ваш Алекс Ниффлонгер подарил ей приспособление… здесь направо, госпожа… то инвалидное кресло, оно, знаете, само ездит.
Они свернули в узкий коридорчик. Нора отвлеклась на секунду на прошмыгнувшую по туфлям крысу и уже не смогла найти глазами Мани. Света нигде не было. Она застыла в равнодушном оцепенении. Послышался смех вдалеке (или это было эхо?); послышалось, как что-то падает, долго стуча о ступени, разваливаясь на ходу. Потом утихло. Копошились крысы. Текла за стеной вода. Там была умывальня ее матушки.
Нора вспомнила, как пройти к матушке: нужно отсчитать на ощупь четвертую дверь в стене. Там и будет мама. При этой мысли у нее заболели глаза, просто сухо заболели, потому что мокрые слезы нельзя – пудра. Она умела и любила считать, ощупала двери и четвертую толкнула.