42 
Она вздохнула:
— Тебе так кажется. Есть вещи… есть вещи, которые могут изменить все.
— Нет. Я не верю.
— Джесс. — Она нежно прижала палец к его губам.
Он поцеловал ее. И продолжал целовать до тех пор, пока ее губы не стали мягкими, пока она не расслабилась и не прильнула к нему. Потом, не выпуская свою драгоценную ношу, поднялся и, стянув покрывало с постели, завернулся в него вместе с ней и вышел на балкон. Большое плетеное кресло жалобно скрипнуло под их тяжестью.
— Тебе тепло? — спросил Джесс.
Сиенна кивнула. Конечно, ей не холодно, когда он так обнимает ее. Холод придет потом, когда она признается в том, в чем должна была признаться гораздо раньше. Объяснит, что она не из его времени, что каким-то образом откатилась назад на три с половиной десятка лет.
И то, что Сиенна долго откладывала признание, не делало задачу легче.
— Хорошо, — проговорила она едва слышно, крепко сжимая его руку. — Я расскажу. И это сразу все изменит.
Он заглянул ей в глаза.
— Я знаю, что я испытываю к тебе. И это неизменно.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я… я… Ты же не знаешь, кто я.
— Да какая, черт возьми, разница?! — разозлился Джесс. — Мне все равно, почему ты оказалась в каньоне. Все! Хватит. Конец истории.
Ее смех напоминал рыдание.
— Нет. Не конец. А только начало. И тебе придется выслушать меня.
— Ладно, если ты так хочешь. Но тогда тебя ждет и моя исповедь.
Джесс встал и прислонился к перилам балкона. На его лице резче обозначились скулы.
— Я служил в войсках специального назначения. Ты, наверное, знаешь, что это такое.
Сиенна знала. Даже в 2010 году люди с трепетом говорят о «зеленых беретах». Они считались храбрецами из храбрецов.
— И тебе известно, — продолжал он, — что это была за война.
Сиенна с удивлением посмотрела на него. О чем он? О «Буре в пустыне»?
— Вьетнам, — бросил Джесс, словно выплюнув это слово. — Война политиканов, оплаченная кровью солдат.
Вьетнам. Конечно. В ее время люди, затеявшие эту войну, сидя в удобных безопасных офисах, наконец-то признали, что все это было неправильно.
— Можно сказать, солдаты гибли и из-за меня тоже, — вздохнул Джесс. Его голос был таким тихим, что Сиенна едва могла расслышать. — Я заставлял их идти в бой, прекрасно зная, что это ничего не изменит — у нас не было шансов на победу.
— Нет, Джесс, нет! Ты делал то, что тебе приказывали.
— Люди умирали из-за меня… Да они были почти детьми, черт возьми! А я не остановил эту бойню. Не мог остановить.
— Джесс. Послушай…
— Ты думаешь, это нормально, да? Война поставила все с ног на голову. Даже жену мою это достало.
Сиенна застыла:
— У тебя есть жена?
— У меня была жена. Она ушла, мы развелись. Впрочем, наш брак был ошибкой с самого начала. — Джесс провел рукой по лицу. — Я учился вместе с Линдой в школе, потом приехал на каникулы из колледжа, и у нас была пара свиданий. А потом я записался в армию добровольцем…
— Ты записался добровольцем, — как эхо, повторила Сиенна. Коснувшись его плеча, она почувствовала, как напряжены мышцы. — Джесс, что бы ты ни делал на войне, ты был героем.
Сжав зубы, он покачал головой:
— Я был дураком, напичканным сказками о воинах и воинской чести.
— Ты и есть воин, Джесс. И человек чести, который сражался вместе со своими солдатами плечом к плечу.
Он заметил блеск в ее глазах. Эти слезы были вызваны его откровением. Когда-то Джесс отмахнулся от вежливого сочувствия Линды, однако в слезах Сиенны было не только это. Ее слезы были слезами сострадания и любви.
«Любви», — подумал он. Его сердце дрогнуло.
— Здесь прохладно. — Джесс поднял упавшее на пол покрывало. — Пойдем внутрь. Может, выпьем чаю?
На крохотной кухоньке они обнаружили чайник, пакетики с чаем, чашки, ложки. Джесс не торопился продолжать рассказ. Он неспешно накрыл на стол и только тогда повернулся к Сиенне:
— Мы поженились исходя из неправильных предпосылок. Линда — потому, что видела во мне кого-то, кем я никогда не был и не хотел быть. Я… Ну, не знаю. Наверное, мне казалось, что так будет правильно. — Засвистел чайник. Джесс налил кипяток в чашки. — Понадобилось не так уж много времени, чтобы понять, как мы ошибались. Сначала мы все же попытались создать семью. Ей хотелось, чтобы у нас был большой дом. Я сломал старый дом и построил новый. Это не помогло. Линда сказала, что я стал чужим. — Он глухо рассмеялся. — И в самом деле я был чужим. Для нее, для себя…
42 
