— Я ни разу не видела тебя с фотоаппаратом.
— У меня его нет.
— Как? У тебя есть все новомодные девайсы, даже набор для приготовления фондю в космосе, и нет фотоаппарата?
— Нет, мне это неинтересно.
— Чертов Ринри!
Он спросил, что я имею в виду. Я объяснила. Ему так понравилось, что он стал по двадцать раз на дню повторять: «Чертова Амели!»
В середине дня внезапно пошел дождь, потом град. Я сказала, глядя в окно:
— Разверзлись хляби небесные.
За моей спиной раздался его голос, эхом повторивший:
— Разверзлись хляби небесные.
Наверняка Ринри впервые услышал это выражение, угадал по ситуации смысл и повторил, чтобы запомнить. Я засмеялась. Он понял, чему я смеюсь, и сказал:
— Чертов я!
###
В начале апреля вернулась Кристина. По бесконечной доброте своей я впустила ее в квартиру. Ринри ее возвращение подкосило сильнее, чем меня. Наш роман вновь принял кочевой характер. Меня это не очень огорчило. Мне начинало недоставать «ходилки».
Я снова стала бывать в бетонном за́мке. Родители Ринри больше не называли меня «сэнсэй», что свидетельствовало об их проницательности. Дед с бабкой называли меня теперь исключительно «сэнсэй», что свидетельствовало об их зловредности.
Однажды мы все вместе пили чай, и отец показал мне колье, которое недавно сделал. Очень необычное, что-то среднее между мобилем Колдера и ониксовыми бусами.
— Вам нравится? — спросил он.
— Да, мне нравится сочетание темного камня с серебром. Очень элегантное ожерелье.
— Оно ваше.
Ринри застегнул его на мне. Я растерялась. Когда мы остались наедине, я сказала:
— Твой отец сделал мне роскошный подарок. Как его отблагодарить?
— Если ты что-нибудь ему подаришь, он тебе подарит вдвое больше.
— Что же делать?
— Ничего.
Он был прав. Единственный способ избежать эскалации щедрости — мужественно принимать пышные подношения.
Я переселилась в свою крохотную квартирку. Ринри был слишком тактичен, чтобы напрашиваться в гости, хотя не раз закидывал удочку, но я упорно не клевала.
Он часто звонил. И выражался с комичной церемонностью, очень забавлявшей меня, тем более что говорилось это всерьез:
— Здравствуй, Амели. Я хотел бы справиться о состоянии твоего здоровья.
— Все отлично.
— В таком случае не пожелаешь ли ты со мной встретиться?
Я хохотала. Он не понимал почему.
У Ринри была восемнадцатилетняя сестра, которая училась в Лос-Анджелесе. Однажды он сообщил, что она на несколько дней приехала в Токио на каникулы.
— Я заеду за тобой вечером и познакомлю вас.
Голос его звучал взволнованно и торжественно. Я приготовилась пережить нечто важное.
Усевшись в «мерседес», я обернулась, чтобы поприветствовать девушку на заднем сиденье. Меня поразила ее красота.
— Амели, это Рика. Рика, это Амели.
Она поклонилась с прелестной улыбкой. Ее имя меня разочаровало — в отличие от всего остального. Она была настоящим ангелом во плоти.
— Ринри мне много говорил о тебе, — сказала она.
— Он мне о тебе тоже много говорил, — сказала я.
— Обе вы врете. Я никогда много не говорю.
— Это правда, он никогда ничего не рассказывает, — подхватила Рика. — Он мне страшно мало о тебе говорил. Поэтому я уверена, что он тебя любит.
— Значит, тебя он тоже любит.
— Ничего, если я буду говорить с тобой по-английски? По-японски я делаю много ошибок.
— Кто-кто, а я их точно не замечу.
— Ринри все время меня поправляет. Он хочет, чтобы я была совершенна во всем.
Она и так была выше всякого совершенства. Ринри повез нас в парк Сироганэ. В сумерки здесь было настолько безлюдно, что казалось, будто мы не в Токио, а в каком-то сказочном лесу.
Рика вытащила из машины большую сумку. Она достала оттуда шелковую скатерть, сакэ, стаканы и пирожки. Расстелила скатерть на земле, села и пригласила нас последовать ее примеру. Ее грация меня покорила.
Мы выпили за встречу, и я спросила, из каких иероглифов состоит ее имя. Она написала их на земле.
— Родина ароматов! — воскликнула я. — Это так красиво и так тебе идет!
Когда я узнала, что значит по-японски ее имя, оно перестало казаться мне некрасивым.
Жизнь в Калифорнии сделала ее намного более общительной, чем ее брат. Она прелестно щебетала. Я жадно наслаждалась. Ринри был очарован так же, как и я. Мы любовались ею, как удивительным чудом природы.