Луис, который улавливал малейшую перемену в ее настроении, почувствовал, как застыло ее тело, и догадался, какая тому причина. И сразу понял, что следует этому противопоставить.
— Никого нет в мире, кроме нас двоих, радость моя. Ни единой души. — Его голос оставался тихим и спокойным, но в висках гудел колокол, и лихорадочное вожделение пересиливало в нем все другие чувства. — Только мы, querida.
Он проникал в ее лоно все глубже, увеличивая размах своих толчков, заполняя собой воспламененную женщину и изгоняя не просто способность мыслить здраво, но и самый ничтожный след любой мысли.
И тело, и душа Эми откликнулись мгновенно. Ретивый вороной, шумная толпа, ее собственное минутное отрезвление — все было забыто. Никого не осталось на земле, кроме них двоих, чьи влажные тела так подходили одно к другому и дарили такой восторг.
Эми вздохнула, и ее бедра снова начали то ритмичное покачивание и кружение, которое заставляло мужчину, связанного с ней шарфом, стонать от нарастающего наслаждения, и шепотом подбадривать и превозносить ее. Только этот голос она и слышала.
Ладони ее рук, ее колени и пальцы ног сминали сено на полу сарая; пряди распущенных волос спадали на глаза, — Эми действительно была подобна какому-то дикому, неприрученному существу, тонущему в море чисто телесного блаженства. Ее любовник чувствовал это и еще больше распалялся от ее полной самозабвенности и стремился дать ей еще большее наслаждение.
Луис наклонился вперед, схватил Эми за плечи и рывком потянул вверх. Какое-то время они стояли оба на коленях — а его плоть все еще находилась внутри ее, — и он жарким шепотом твердил, как она прекрасна и какая это сладость — быть с ней. Потом он снова сменил положение, увлекая за собой и ее: теперь он сидел на корточках с широко разведенными коленями, пристроив Эми у себя на мускулистых бедрах. Обвив рукой ее шею, он снова положил ее голову к себе на плечо.
Тихо-тихо он сказал:
— Никогда еще ты не давала мне такого наслаждения. — Легким поцелуем он коснулся ее виска. — И никогда я так не хотел дать еще больше наслаждения тебе.
— А ты уже это делаешь. — Она вздохнула. — По-моему, наслаждения уже чересчур много.
— Не может быть чересчур много. — Голос Луиса звучал низко и хрипло. — Даже достаточно не может быть.
— Я… Я не смогла бы выдержать еще большее наслаждение, — прошептала она и думала, что так оно и есть.
Оказалось, что смогла.
Пока пальцы Луиса ласково скользили по изгибу ее шеи, он положил другую руку ей на живот и начал поглаживать едва видимую золотистую дорожку, что вела от пупка вниз. Тем временем он продолжал ритмично двигать свои чресла вперед и назад, все глубже внедряясь в лоно Эми. Клад его мужской силы был уже переполнен настолько, что каждый вздох, казалось, может разрешиться болью. Эми была на седьмом небе.
Она извивалась, вздрагивала и задыхалась в бездумном отклике на каждое движение колдовских пальцев, поглаживающих ее шею и живот, и на каждое движение ужасающе твердого, восхитительно твердого клинка, пронзающего ее насквозь. Наслаждение, набирающее силу, сметало любые запреты.
А на смену сметенным запретам приходила догадка о возможности еще большего наслаждения. Повернув голову, уткнувшись лицом в лицо Луиса, Эми прошептала:
— Ты и правда хочешь доставить мне еще больше удовольствия?
— Я все для этого сделаю, querida.
— Ты знаешь, чего я от тебя хочу, — дерзко сказала она. Да, он знал, но потребовал:
— Я хочу услышать, как ты скажешь об этом. Попроси меня — и ты получишь то, чего хочешь.
Без стыда, без колебания Эми так и поступила.
Она произнесла слова, которых никогда в жизни не произносила. Без тени жеманства она высказала свою просьбу и даже не догадывалась, как это его воспламенило. Она слегка содрогнулась от накатившей волны блаженства, когда, в точности исполняя ее просьбу, Луис положил руку между ее раздвинутыми бедрами, нашел гладкую разбухшую почку сверхчувствительной женской плоти и начал искусно ее ласкать.
— О-о-о… Луис… — приговаривала Эми. — Луис, Луис, Луис…
— Я знаю, маленькая. Я знаю.
Капитан Луис Кинтано сидел на корточках, упираясь босыми пятками в присыпанный сеном пол конюшни, оборудованной для скакуна по имени Ноче, и в ясную майскую ночь, при скудном свете луны творил совсем не общепринятые любовные игры с Эми Парнелл. Его бронзовое тело блестело от пота. Пальцы гладили, дразнили, поворачивались и вырисовывали кружки. Его глубокий голос ласкал, поощрял и возносил хвалы.