Она рывком села и прижала руку к обнаженной левой груди. И дремавший рядом огромный снежно-белый горный лев-кагуар — ее смертельное оружие, с которым она не расставалась ни на миг, пошевелился, поднял голову и уставился на хозяйку блестящими желтыми глазами.
Женщина откинула с глаз черные как вороново крыло волосы и настороженно оглянулась вокруг. Все выглядело так, как и должно было выглядеть. Она была одна в своих удобных покоях. Стенные факелы, которые постоянно освещали высокую пещеру, горели ровно и ярко, создавая привычные картины тени и света на сталактитах и сталагмитах.
Все было тихо, если не считать едва слышного вопрошающего рычания огромной кошки. Однако и оно смолкло, когда женщина повелительно подняла руку. Потом она отбросила роскошные мягкие меховые покрывала и встала с постели. Затем она пересекла обширную пещеру, служившую ей спальней; белый кагуар провожал ее глазами, но не двигался с места.
Из большого низкого деревянного сундука женщина извлекла просторный хитон из мягкой белой шерсти. Она надела его на себя, просунула руки в длинные свободные рукава, и тонкая ткань легла поверх ее стройной фигуры, оставив на виду лишь маленькие босые ступни.
Подняв руки с длинными ногтями к шее, она высвободила густые черные волосы из-под ворота хитона. Тяжелые пряди упали на спину, концы их спускались ниже талии. Не надевая обуви, женщина в белоснежном одеянии двинулась через огромную пещеру к туннелю. Кагуар поднялся и последовал за ней.
Тускло освещенный извилистый туннель привел женщину и кагуара в другую подземную палату, еще более просторную, чем первая, и в этот час безлюдную. Верхний свод пещеры почернел от копоти древних костров, возжигавшихся здесь давно ушедшими предками. В центре помещения и сейчас горел низкий, но ровный огонь.
Женщина и кагуар-альбинос приблизились к горящим кедровым поленьям. Женщина подняла гибкие руки и трижды хлопнула в ладоши — эхо далеко разнесло этот звук.
Через несколько секунд появилось полдюжины мужчин в коротких белых набедренных повязках и при оружии, глаза их еще хранили следы сна. Образовав полукруг, они безмолвно стояли, все взгляды были устремлены на нее.
Спокойным и тихим голосом она отдала им свои приказания.
Она велела развести огонь посильнее, так чтобы вся пещера наполнилась ярким светом и живым теплом; доставить из спальни ее магическое черное ожерелье; принести полную горсть амарантового семени, почитаемого ацтеками и применявшегося ими при совершении многих обрядов; зажечь сотни коричневых свечей вдоль каменных стен пещеры; затеплить десятки палочек благовонных курений в глиняных плошках; принести большой сосуд с пульке — пьянящим напитком из млечного сока агавы: напитка должно быть достаточно, чтобы пробудить в ней дар видеть то, что сокрыто от других.
Рослые мускулистые воины не обменялись скептическими взглядами при этом последнем требовании и не усмотрели в нем ничего опасного, хотя и знали, что пульке подобен «головокружительному урагану, циклону, несущему зло и порок» и что только старым людям дозволено пить это зелье столько, сколько они пожелают.
Законы и табу, налагающие суровые ограничения на поведение других людей, не были властны над черноволосой женщиной в белых одеждах. Этой ночью в пещере, среди высоких гор, должен был совершиться некий обряд, и верные последователи своей повелительницы не подвергали сомнению ее приказы, а просто выполняли их.
Спустя час после того, как рука, сжавшая ей сердце, вырвала ее из объятий сна, она уже лежала, свободно раскинувшись, перед костром, столь высоким и жарким, что на ее гибком теле выступила испарина и длинное белое одеяние прилипло к разгоряченной коже. Почти вплотную рядом с ней лежал белый кагуар, и в огромных желтых глазах зверя отражались разлетающиеся от костра искры.
Женщина жадно глотала из золотого кубка запретный напиток пульке, понемножку поедала амарантовые семена и лениво теребила пальцами надетое на шею черное ожерелье; тем временем густое голубое марево от курящегося ладана смешивалось с душным жарким воздухом пещеры-святилища.
Воины не присоединились к ней у костра. Они заняли места в почтительном отдалении, словно стояли на страже, не шевелясь, даже не позволяя себе поднять руку, чтобы стереть со лба пот, заливающий глаза.
Внезапно женщина села, обратив глаза к костру.
Ее черные глаза расширились и уставились на пляшущие языки пламени, в обрамлении которых ей явился образ лежащего юноши, умирающего в одиночестве посреди пустыни, залитой светом полной луны. С отчетливостью, не доступной для простых смертных, она видела, что он, израненный, лежит без сознания, что его обнаженная спина кровоточит, скула распухла и приобрела неестественно-пурпурный цвет, а содранные в кровь пальцы сжимают золотой медальон.