Последние отзывы

  39  

Бэрон скинул с плеча свернутый кольцами черный кнут. Снова заткнув пистолет за пояс, он злобно улыбнулся, размотал кнут и начал не торопясь хлестать им по земле перед Луисом; длинный кнут издавал громкий щелчок каждый раз, когда ударялся о землю.

Поскольку руки Луиса были связаны и вытянуты над головой, он не смог помешать Лукасу, когда тот разодрал белую рубашку у него на спине и не успокоился, пока не добился своего: белые лоскутки лежали на гравии дороги, а спина Луиса оказалась обнаженной до пояса. В свете заходящего солнца его бронзовая кожа, казалось, приобрела цвет кирпича.

Умышленно поводя кнутом взад-вперед, так чтобы его конец волочился в пыли, Бэрон уставился на грудь Луиса, где блестел золотой медальон — Солнечный Камень, висевший на длинной золотой цепи. Затем перешел к действию: обхватил пальцами круглый диск и изо всей силы дернул его на себя. Цепь разорвалась и соскользнула с шеи Луиса.

Еще пару мгновений Бэрон держал блестящий золотой медальон у себя на ладони, глядя на него со злорадной ухмылкой; он знал, что в глазах суеверного полукровки Солнечный Камень представлял собою ацтекский амулет, оберегающий владельца от зла и опасности. Разжав пальцы, Бэрон бросил медальон на землю перед собой и, улыбаясь, втоптал его в пыль каблуком сапога.

С дьявольским блеском в голубых глазах Бэрон произнес: — Нам с Лукасом не слишком приятна мысль, что какой-то краснокожий дикарь спит с нашей сестренкой. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Вопрос остался без ответа: Луис не издал ни звука. Бэрон не стал тратить время попусту. Он обошел вокруг Луиса, отмерил восемь шагов и, повернувшись, остановился. Стоя позади связанного юноши, он высоко поднял кнут.

И кнут, со свистом рассекая воздух, опустился на голую спину Луиса.

Растянутое до предела тело Луиса содрогнулось от беспощадного удара, и жгучая боль заставила зажмуриться. На медной коже проступил широкий белый след, и уже через несколько секунд на нем показались ярко-красные капельки крови.

Спина у Луиса горела, словно охваченная пламенем. В запястья врезалась веревка; мышцы неестественно растянутых рук причиняли немалые мучения. От удара Лукаса болела левая щека, которая успела распухнуть и посинеть. Но самая ужасная боль терзала сердце.

Однако он все еще хранил молчание.

Братьям хотелось над ним поизмываться.

Бэрон подошел к нему поближе, подул на то место, где кожа была содрана кнутом, и сообщил, что они, в сущности, не собираются по-настоящему его мучить. И даже пообещал, что они дадут ему поблажку и спустят на землю, если только он им расскажет — со всеми подробностями, — чем именно они с Эми занимались в эти долгие жаркие послеполуденные часы.

Хороша ли малышка Эми в голом виде? Царапала ли она его спину и громко ли вопила? Показал ли он ей все способы, придуманные для занятий любовью? Оказался ли способен вполне ее удовлетворить?

Если он ответит на все их вопросы, они его отпустят на все четыре стороны.

Луис Кинтано был джентльменом.

Он позволит братьям Салливен убить его, но не скажет ни единого слова об Эми. Крепко стиснув белые зубы, Луис бесстрастно уставился на багровое солнце. Он отказывался отвечать на их вульгарно-издевательские вопросы. Только дрожание век нарушало неподвижность маски, в которую обратилось его красивое лицо.

За свой стоицизм он был награжден новыми ударами. Бэрон еще дважды поднимал длинный черный кнут и дважды опускал его на спину Луиса. Они потешались над ним — называли его Богом-Солнцем и Тонатиу — и спрашивали, где же эта таинственная мощь ацтеков сейчас, когда он так в ней нуждается.

Перед тем как нанести последний удар, Бэрон подошел к Луису со спины, вцепился в густые иссиня-черные волосы Луиса, зажав в руке столько волос, сколько мог ухватить, дернул голову Луиса назад и холодно пояснил:

— Может быть, это научит тебя не соваться со своей вонючей индейской кочерыжкой к приличным белым девушкам.

Глава 12

Голова Луиса оставалась все так же горделиво поднятой, избитое тело не обмякло. Его черные глаза ничего не выражали. Он неотрывно смотрел на пламенеющий западный край неба, на холодные голубые вершины гор и обращал беззвучный призыв к духам своих предков, доблестных солнцепоклонников-ацтеков.

Братьев Салливен раздражало отсутствие реакции со стороны Луиса. Особенно разочарован был Бэрон. Его застарелая ненависть к молчаливому метису требовала утоления: он надеялся заставить зазнайку ползать перед ними на коленях. Надеялся услышать, как тот будет молить о милосердии.

  39