17 
– Прекрасная мысль! – Она обняла Эмили и прижалась щекой к ее теплому плечу. – Какая ты у меня замечательная, мамуль. И папа тоже.
Эмили тихо засмеялась и погладила дочь по голове.
– И ты у нас замечательная.
Дебора спохватилась и взглянула на стенные часы.
– Только… Я, наверно, выеду раньше вас…
Эмили повела бровью.
– Какие-то дела?
– Нет, но… – Деборе стало до ужаса совестно. – Видишь ли… Я хотела побыть одна, поэтому сказала Герберту, что у меня сегодня важная встреча и я должна к ней подготовиться.
– Ты солгала ему? – удивилась Эмили. – А мне казалось, отношения у вас самые что ни на есть доверительные.
Дебора сложила перед грудью руки.
– Да, доверительные… И – да, солгала. Понимаешь, в отдельных случаях без неправды просто не обойтись…
Эмили посмотрела на дочь очень серьезно и вместе с тем ласково.
– Понимаю, – без лишних вопросов сказала она.
Дебора с облегчением вздохнула и расцвела благодарной улыбкой.
– Спасибо. – Она оживилась. – Ну так я сейчас же обзвоню театры и узнаю, где какой спектакль. А примерно в половине пятого уеду. Как раз куплю заранее билеты. Встретимся в фойе. Идет?
– У меня одно условие, – с серьезным видом произнесла Эмили.
– Какое? – Дебора растерянно хлопнула глазами.
– Сначала ты все же унесешь из комнаты грязную посуду и пообедаешь.
Дебора обнажила в широкой улыбке белые ровные зубы.
– По рукам.
4
Герберт вернулся от Деборы, совсем лишившись почвы под ногами. Странное дело – столь скорому и безболезненному с ней объяснению он вовсе не радовался, напротив, был разочарован и словно бы недоволен.
Почему? Дебора, предложив о вчерашнем забыть, все правильно сделала. Может, в глубине души его тяготило то, что это сказал не он, а именно она? Или причин было несколько? Разобраться во всем сразу не представлялось возможным.
Не сомневаться можно было в единственном: вернуться к прежним отношениям, как бы непринужденно ни держалась с ним Дебора, он уже не мог. Глядя на нее, он невольно слышал ее ласковые слова, вспоминал родинку на нежной ароматной груди, чувствовал тепло алых губ.
Они у нее в меру полные и как-то по-детски упрямо сложены. А большие карие глаза излучают мягкий свет. Он только сегодня все это рассмотрел, хоть и знал Дебору лучше всех женщин на свете, наверное, лучше собственной матери.
Все эти открытия, вчерашний вечер и то, как Дебора себя повела, не давали ему покоя целый день. Он даже напрочь забыл о встрече с Питером, и тому по прошествии получаса пришлось позвонить и спросить, в чем дело.
– Ой! Слушай, я совсем забегался с такими делами… – пробормотал Герберт, поражаясь, что в мыслях о женщинах совсем выпустил из вида приятеля. Точнее, об одной женщине – про Фиону, как ни странно, он сегодня почти не вспоминал. – Прости. Буду через двадцать минут, если ты, конечно, меня дождешься.
– Так и быть, – проворчал Питер. – Только о делах, пожалуйста, сейчас же забудь. А то мне придется торчать тут до ночи.
– Не придется.
Спустя четверть часа запыхавшийся Герберт уже сел за столик напротив друга.
– Еще раз прости.
Питер махнул рукой.
– Да ладно.
Подошла румяная официантка, Герберт хотел было заказать кружку пива, но, вспомнив про вчерашний бурбон и об утренней головной боли, попросил принести стакан минералки.
– И все? – удивленно спросила девушка.
– Все, – решительно ответил Герберт.
Питер криво улыбнулся.
– Ты что, со спиртным вообще завязал?
– После вчерашнего – да.
– Что же произошло вчера? Красавица Фиона отказалась ехать на прогулку, и ты до чертиков напился?
Герберт пасмурно усмехнулся.
– Не совсем так, но в целом – да. Я из-за всех этих историй скоро в дурдом загремлю, честное слово. С позавчерашнего вечера у меня столько всего произошло – голова идет кругом.
Официантка принесла минеральную воду, и Герберт сделал жадный глоток.
Питер отпил пива, с любопытством ожидая продолжения. Сам он был три года женат и любил послушать истории о похождениях и влюбленностях холостых товарищей.
– И все настолько запутано – ни черта не пойму! – горячо добавил Герберт, откидываясь на спинку стула.
Питер засмеялся.
– Может, объяснишь поподробнее?
– С удовольствием бы, но, боюсь, не сумею, – честно признался Герберт, не представляя, с чего мог бы рассказ начать, чем закончить. – Вчера вечером я уже попытался поделиться злоключениями с одной подружкой – соседкой, мы вместе выросли. И только хуже сделал. – На него навалилось то же сложное тягостно интригующее чувство, которое терзало весь день, – смесь вины, растерянности, досады и желания докопаться до какой-то неуловимой истины.
17 
