– Войдите, – сказал он громко, мгновенно догадавшись, кто к нему пожаловал.
Дверь медленно раскрылась, и на пороге возникла Фиона.
– Не помешаю?
Герберт сохранил последние изменения в документе, над которым работал, и взглянул на вошедшую. Насколько не похожей на себя позавчерашнюю она была! Удивленная, даже немного печальная, Фиона выглядела так, будто только что в чем-то жестоко обманулась. Оттого казалась даже более привлекательной.
– Конечно, не помешаешь, – ответил Герберт с необычной, никогда прежде в ее присутствии не свойственной ему непринужденностью. – Садись. – Он не вскочил, как бы сделал раньше, не стал суетиться, раздумывать, какой ей лучше предложить стул. Стулья, по сути, были во всем здании одинаковые. Как замечательно, что я в состоянии это понимать, отметил он про себя. Не превратился, как обычно, в дурака.
Фиона осмотрелась и села на стул у стены.
– Послушай… – пробормотала она и на несколько мгновений замолчала. – Ты, наверно, страшно на меня сердишься. Поэтому-то утром даже не поздоровался…
Ого! – воскликнул про себя Герберт. Ее это, оказывается, сильно задело. Правильно мы с Деборой угадали: для укрощения этой раскрасавицы лучший метод – пренебрежение.
Он не сдержал улыбки.
– Я правда не поздоровался?
Фиона шире раскрыла прекрасные синие глаза.
– Ты даже не заметил?
– Понимаешь, у меня сейчас уйма личных проблем, – ответил Герберт, напустив на себя серьезности. – Видимо, когда я проходил мимо тебя, слишком был занят размышлениями. – Произнести эти слова получилось с легкостью: по большому счету, они вполне соответствовали действительности.
Фиону ответ сильнее изумил. Некоторое время она смотрела на сотрудника молча, видимо не веря, что какие-то там личные проблемы смогли так резко охладить его к ней пыл, и не зная, что сказать.
– Выходит… на меня ты не злишься? Или?..
Пользуясь тем, что он может быть с ней самим собой, Герберт решил высказать, что думает о ее субботней выходке.
– Конечно, ты поступила прескверно, Фиона. И потом до жути глупо. Если говорить откровенно: я совершенно не понимаю, что и кому ты пытаешься показать.
Фиона молчала, по-видимому, стыдясь. Герберт, у которого от того, насколько невероятно развивались события, слегка закружилась голова, рискнул пойти дальше.
– Знаешь, я от этих игр устал. Когда в следующий раз захочешь затеять что-то подобное, пожалуйста…
– Я больше не буду, – перебила его Фиона, как наозорничавший и осознавший свою вину ребенок, прося прощения. – Сама не знаю, что на меня порой находит, – добавила она со страдальческим видом. – Обижу всех, кому причинять боль совсем не хочу, потом мучаюсь.
Герберт смотрел на нее во все глаза. В раскаянии она была невообразимо прекрасна. Как, впрочем, и когда печалилась или даже просто сидела на стуле.
Интересно, можно ли в самом деле укротить ее, сделать человечной, покладистой? Не далее как позавчера я дал себе слово, что добьюсь этого. Очень, очень интересно…
– Если ты согласишься дать мне еще один шанс, давай сегодня пообедаем вместе? – неожиданно предложила Фиона.
– Что ж, давай, – медленно ответил Герберт, внутренне ликуя.
Фиона быстро, но по обыкновению грациозно поднялась со стула и ослепительно улыбнулась.
– Спасибо.
– За что? – удивился Герберт.
– За то, что еще веришь в меня, – проговорила Фиона и тут же скрылась за дверью.
Встреча с известным в городе коммерсантом, открыто недолюбливавшим журналистов и потому упорно от них уклонявшимся, была назначена у Деборы на понедельник. Взять это интервью она мечтала целый год, но все никак не могла до вечно занятого Фрэнсиса Кейджа дозвониться. Попадала все время, естественно, на секретаршу, та любезно обещала передать сообщение боссу и, наверно, каждый раз передавала, но Кейдж никогда с Деборой не связывался, пока она подробно не рассказала секретарше, на какие работает журналы, что за статьи пишет, и не пообещала опубликовать лишь то, что позволит Кейдж.
Коммерсант позвонил неделю спустя и пригласил Дебору к себе в офис, располагавшийся почти в центре города. Назначили встречу на час дня.
За плечами у Деборы, начавшей активно работать еще на первом курсе колледжа, были десятки интервью, в том числе и с людьми весьма богатыми и влиятельными. Но Кейдж был личностью особенной, потому, готовясь в этот день к беседе с ним, она страшно волновалась.