23 
Она смотрела в его лицо, жесткое, мужественное: черные волосы, словно блестящее руно в крупных завитках, глаза цвета неизвестного Рибе драгоценного камня, изгиб губ – твердый, однако такой чувственный, что Риба с трудом удерживалась, чтобы не привстать на цыпочки и не почувствовать тепло этих губ своими. Она поспешно отвела взгляд.
– Я ответила на твой вопрос. Теперь отпусти меня.
– Не могу, – покачал головой Чанс, наклоняясь все ниже, пока она не почувствовала дуновение его дыхания. – Для меня случившееся в Долине Смерти было подобно прогулке по высохшему руслу ручья, во время которой я отыскал огромный алмаз, сверкающий на солнце. Мысль о том, что ты делишь это ослепительное пламя еще с кем-нибудь, приводит меня в бешенство.
Чанс отрывисто рассмеялся.
– Позволь мне выразиться яснее. Теперь, когда я узнал тебя, мысль о том, что любой мужчина, кроме меня, прикоснется к тебе, вызывает во мне желание убивать. Это неразумно, невежливо, некрасиво, но это так.
Риба снова взглянула на Чанса и не заметила в его глазах ни нежности, ни ласки. Переливающийся золотым огнем Тигриный Бог. Первобытная необузданная страсть, едва прикрытая внешней сдержанностью. Что-то глубоко похороненное в ее душе шевельнулось и, просыпаясь, подняло голову. И когда Риба заговорила снова, в мягком голосе звучала стальная решимость.
– Не хочу чтобы какой-то мужчина, кроме тебя, прикасался ко мне.
Напряжение медленно покинуло Чанса. Мускулы, бугрившиеся под мягкой рубашкой, вновь расслабились. Не пытаясь протянуть руки к Рибе, он нежно поцеловал ее, пока губы женщины не смягчились. Когда их языки сплелись, из горла Чанса вырвался нечленораздельный звук. Он рывком притянул Рибу к себе, сжимая в объятиях, словно она стала водой, скользившей сквозь пальцы, и он должен напиться сейчас или вечно умирать от жажды.
Когда Чанс наконец поднял голову, оба задыхались.
– Если согласишься разделить свой пляж со мной, – хрипловато протянул он, – обещаю вести себя прилично.
– У тебя нет иного выбора. На пляже не так уж мало людей!
Он повернулся, чтобы снова вынуть покрывало из багажника, но ее голос остановил его.
– Чанс…
Он оглянулся.
– Я впервые приехала сюда с кем-то.
– Знаю, – кривовато усмехнулся он. – Я привык думать, что старая пословица насчет зеленых глаз и ревности лжет. Значит, ошибался. Просто до сих пор не смог найти никого достойного ревности.
Чанс открыл багажник, перекинул одеяло через плечо и взял Рибу за руку, продев ее пальцы сквозь свои. Едва ощутимая шероховатость ладони, так же как нервное напряжение и постоянная настороженность к любому малейшему движению вокруг него, стали напоминанием о том, какую жизнь он вел. Этот человек обитал и трудился в глуши, в заброшенных шахтах, и это было заметно во всем, даже в загрубевшей коже. Однако в нем не было ничего грубого, неотесанного. Риба встречала мужчин, оскорблявших ее вульгарностью, хотя нога их никогда не ступала в более опасное, нецивилизованное место, чем песчаная полоска на берегу реки в местном загородном клубе.
Чанс был не таким. Под необработанной поверхностью крылась сверкающая прочность алмаза. Они прошли несколько шагов, прежде чем Риба вспомнила.
– Туфли! – поспешно воскликнула она, вновь подбегая к машине и таща за собой Чанса.
Чанс с молчаливой усмешкой наблюдал, как Риба скидывает черные босоножки на высоких каблуках.
– Я собирался напомнить о них, но ты, казалось, знаешь, что делаешь.
– Ты обладаешь способностью отвлекать меня, – весело объявила Риба, швыряя босоножки в багажник.
Чанс, улыбаясь, тоже снял туфли и носки, и властно протянул руку. Риба опять крепко стиснула его ладонь, потрясенная тем, что стоять здесь, посреди парковочной площадки, босиком и держаться за руки кажется ей сейчас самым естественным на свете.
Она повела Чанса мимо многолюдного общего пляжа, где женщины, намазанные душистыми маслами и кремами, в купальниках от известных модельеров лежали, закрыв тщательно подведенные глаза, под лучами яркого весеннего калифорнийского солнца. Дети, слишком маленькие, чтобы ходить в школу, бегали, вопили и смеялись, с одинаковым самозабвением гоняясь за волнами и чайками. Вода была холодной и необычно спокойной. Низкие длинные волны, лениво скручиваясь, ложились на песок, словно не желая яростно обдавать берег пенными брызгами.
Начался отлив, оставлявший за собой растущую влажную полосу слежавшегося песка. Чанс шел за Рибой по границе земли и моря, наблюдая, как она грациозно скользит, прокладывая путь среди валунов, разбросанных у основания мыса, служившего северной оконечностью пляжа.
23 
