– Что с тобой, Майк?
Моя невеста явно почуяла неладное и встревожилась.
– Ничего.
Я выдавил из себя улыбку. Как, оказывается, трудно не смотреть на нее, когда знаешь, что она рядом!
– Голова немного закружилась.
– Пойдем. – Вероника настойчиво потянула меня за собой, прочь от серебристых глаз, которые с такой же настойчивостью призывали меня к себе.
– Подожди. Давай подойдем к Агате, поздороваемся.
– Она сама подойдет к нам, если захочет. Голос Вероники был напряжен, словно она что-то подозревала. Я сделал над собой усилие. Жребий брошен. Вероника – моя невеста, и других женщин не должно для меня существовать!
Мы отошли в дальний угол гостиной и принялись беседовать с каким-то почтенным седовласым мужчиной, давним другом отца Вероники. Оттуда я не мог видеть Селин, и это было к лучшему. Я чувствовал, что Вероника настороженно наблюдает за мной, и мог держать себя в руках. Не хочу расстраивать ее. Она славная девочка…
Однако мистер Форшем, наш случайный собеседник, затронул тему, которой мне больше всего на свете хотелось бы избежать.
– Вы уже в курсе, кого сегодня раздобыла наша очаровательная хозяйка? – спросил он, когда мы обменялись приветствиями.
Я-то знал, но ни за что бы в этом не признался. А Вероника с любопытством воскликнула:
– Вы имеете в виду черноволосую женщину рядом с Агатой?
– Да, – кивнул Форшем. – Это божественная Селин Дарнье, известная оперная певица.
Мне показалось, что Вероника на секунду нахмурилась. Что ей может быть известно о Селин? Никто в Англии, да и в целом свете не знает о моем отношении к ней. Неужели моя легкомысленная невеста, мысли которой заняты только нарядами и приемами, способна так тонко чувствовать?
Вероника медленно перевела глаза на меня. Мне почудился в них вопрос. Что это? Просто ревность или предчувствие влюбленного сердца? Ее гладкий лоб прорезала вертикальная складка. Впервые я видел, что Вероника размышляет над чем-то, мне неизвестным.
– Кажется, я слышала эту Дарнье в Париже, – произнесла она неторопливо. – Года два назад…
– Уверяю вас, сейчас она поет намного лучше! – с энтузиазмом воскликнул Форшем. – На сцене она творит настоящие чудеса!
Но Вероника даже не посмотрела в его сторону. Она буравила меня глазами, как будто хотела докопаться до чего-то, спрятанного глубоко в моей душе.
– А ты, Майк, слышал когда-нибудь эту диву? – звонко спросила меня Вероника.
Ее глаза вызывающе сверкали, а на скулах алели два ярких пятна. Вероника изо всех сил притворялась равнодушной, но я не мог не видеть, что она ужасно напугана. Маленькая храбрая девочка была готова броситься в драку, чтобы отстоять то, что она считает своим…
– Да, я был на нескольких концертах мадмуазель Дарнье, – небрежно кивнул я. – Мистер Форшем прав, она на самом деле выдающаяся певица.
Мой равнодушный тон сделал свое дело. Вероника расслабилась и даже попыталась улыбнуться.
– К сожалению, я не большая любительница оперы, – сказала она. – Имя Селин Дарнье мне ничего не говорит.
– Она пробудет в Лондоне еще две недели, – заметил Форшем. – Рекомендую сходить на ее концерт. Если, конечно, билеты достанете…
Я невольно вздрогнул. Целых две недели Селин будет в городе! Сколько радости доставило бы мне это известие еще пару месяцев назад, когда ничего не было – ни признания Вероники, ни злосчастной помолвки. Я был свободен как птица и волен в поступках и желаниях, но сейчас Долг требовательно глядел на меня своими агатовыми глазищами и напоминал о послушании…
– Может быть, мы и сходим на концерт, – безразлично проговорила Вероника. – Но опера меня все же не очень интересует.
Она дернула обнаженным плечиком, с которого вдруг соскользнул тонкий ремешок крохотной сумки. Сумочка упала на пол, я нагнулся, чтобы поднять ее. Вероника (вот непоседа!) буквально через секунду нагнулась вслед за мной, и мы с ней почти одновременно схватились за сумочку и столкнулись лбами.
– Ой! – воскликнула она, потерла ушибленное место и неожиданно задорно рассмеялась.
Ее веселье передалось и мне. Я улыбнулся, и мы встали вместе, по-прежнему сжимая в руках сумочку. Форшем не обращал на нас внимания, он был занят разговором с кем-то другим, кто не бросается поднимать упавшие сумочки. Мы с Вероникой были предоставлены сами себе. На миг я ощутил легкий укол сожаления. Почему бы мне на самом деле не влюбиться в эту прелестную жизнерадостную девушку с вздернутым носиком? Почему мне непременно понадобилось достать звезду с неба?