— А как же бедная мал-мала великуча девица, что сидит под замком в Доме Стражи? Почто вы удрали, а её бросили? — допытывался Мал-мала Чокнутый Артур.
— О, с ней до утра ничего не станется, — высокомерно, как мог в данных обстоятельствах, ответил Роб Всякограб. — Она карга премогучая есть.
— Да неужели так-то? А ещё вы, мал-мала отвратцы, разнесли вдребезги целый кабак! По-вашему, это тоже хорошее дело?
На сей раз, прежде чем ответить, Роб Всякограб наградил его задумчивым взглядом.
— Да уж, мистер Полицейский, кажись, ты вправду двуедин: и Фигл, и коп. Ну да ладно, на свете всякое бывает. Но вот вопрос великий для вас двоих: ты когда тыришь что-нито, стучишь потом сам на себя, али как?
В Доме Стражи сменились дежурные. Кто-то подошёл к камере и застенчиво протянул миссис Пруст большой поднос с холодными мясными закусками, соленьями, бутылкой вина и двумя бокалами. Нервно глянув на Тиффани, стражник прошептал что-то мисс Пруст, после чего она ловким движением извлекла из кармана маленький пакетик и незаметно сунула в руку копа. Потом она отошла от решётки и снова уселась на солому.
— Я гляжу, ему хватило ума открыть бутылку и дать вину подышать, — сказала она и добавила, заметив вопросительный взгляд Тиффани: — у младшего констебля Хопкинса есть небольшая проблема, из разряда тех, о которых лучше не знать его мамочке, а я снабжаю его целебной мазью. Бесплатно, разумеется. Рука руку моет, как говорится, хотя в данном случае, я надеюсь, юный Хопкинс предварительно как следует всё продезинфицировал.
Тиффани никогда прежде не пила вина. У себя в деревне она пробовала только сидр или пиво, которые содержали в себе достаточно алкоголя, чтобы убить маленьких кусачих тварей, но недостаточно, чтобы как следует ударить в голову.
— Ну, — сказала она, — я не ожидала, что в тюрьме будет вот так.
— В тюрьме? Милочка, здесь не тюрьма, я же тебе говорила! Если хочешь узнать, что такое настоящая тюрьма, сходи в Танти! Вот это вправду мрачное местечко! Здесь стражники не плюют в твою еду — по крайней мере, у тебя на глазах, — и уж точно никогда не плюют в мою тарелку, можешь поверить. А вот в Танти другое дело. Они любят повторять, что каждый, кто попал к ним, десять раз подумает, прежде чем совершить преступление, которое снова приведёт его в эти стены. Конечно, в последнее время там стало немного полегче и не все заключённые покидают Танти в сосновых ящиках, но её каменные стены по-прежнему вопиют, по крайней мере, для того, кто умеет слышать. Я-то слышу.
Она снова с щелчком открыла табакерку.
— Знаешь, что хуже этого крика? Песни канареек в блоке «Д», туда запирают людей, которых даже повесить боятся. Их бросают каждого в отдельную маленькую камеру, а для компании дают канарейку.
С этими словами миссис Пруст столь энергично втянула в себя очередную понюшку табаку, что Тиффани начала опасаться, как бы порошок не посыпался у старой ведьмы из ушей.
Крышка табакерки с щелчком захлопнулась.
— Эти люди, о, вовсе не обычные убийцы. Они убивали в качестве хобби, или по приказу бога, или от нечего делать, или просто потому, что день с утра не задался. Они делали кое-чего и похуже убийств, но дело всегда заканчивалось убийством. Что, не будешь говядину? Ну, если ты уверена… — Миссис Пруст сделал паузу, чтобы отрезать себе приличный кусок маринованного мяса и продолжила: — Занятно, но эти жестокосердные люди очень любят своих канареек, и плачут, когда те умирают. Надзиратели утверждают, что это притворство, но я не так уверена. В молодости я выполняла мелкие поручения для надзирателей, и я видела эти тяжёлые двери, и слышала пение птиц, и порой гадала, в чём разница между обычным человеком и этими людьми, которых ни один палач в городе, — даже мой отец, который мог мог вздёрнуть преступника за семь с половиной секунд, — не решался повесить, потому что опасался, что они удерут даже из адского пламени, чтобы отомстить.
Миссис Пруст замолкла и передёрнула плечами, словно стряхивая воспоминания.
— Такова жизнь в большом городе, милочка, это тебе не постелька с примулами, как в деревне.
Тиффани не слишком понравилось, что её опять назвали «милочкой», но её разозлило не это.
— Постелька с примулами? — переспросила она. — В тот день, когда мне пришлось срезать висельника, никакой постельки с примулами поблизости не наблюдалось.
И она рассказала миссис Пруст про мистера Пуста, Эмбер, и букет из сорняков.