97 
– Так она спит, золотко мое. – Герти взяла с полки чай из ромашки и на глаз насыпала заварки в фарфоровый чайник. – Она выглядела такой усталой, такой расстроенной, что я уж не стала ее расспрашивать. Час назад я отнесла ей снотворное.
– Снотворное?
– Ну да. Мисс Наоми, конечно, сказала, чтобы я не поднимала шума из-за ерунды, но только она все равно выглядела скверно – сама бледная такая, и глаза ввалились. Хороший крепкий сон – вот что ей нужно. Я так ей и сказала, и она послушалась свою Герти. Как пойду к себе – загляну к ней, проведаю.
– Я сама проведаю маму. – Келси покосилась на чайник со смесью облегчения и покорности во взгляде. – Тогда одну чашечку, Герти. А с Наоми я поговорю утром.
– Да, к утру-то она оправится. Перетрудилась, бедняжка.
Герти поставила на поднос чайник, чашку с блюдцем и крошечный молочник со сливками.
– В последние месяцы она выглядит счастливее, чем я когда-либо видела за долгие-долгие годы, прямо светится вся. И все это ты сделала;. Кел. Пусть кругом что хочешь творится, да только мать всегда будет сохнуть по своему дитю-то…
– Но я никуда не денусь.
– Я знаю, золотко. И она знает. Не засиживайся поздно.
– Не буду. Спокойной ночи, Герти. Келси отнесла поднос в свою комнату и только потом заглянула к Наоми. В свете луны, пробивающемся в окно, она увидела, что ее мать крепко спит.
Значит, объяснение откладывается до завтра, заключила она и юркнула в свою комнату – ждать рассвета.
Гейб не остановился возле своего дома, а подъехал прямо к конюшне. В конторе над кузнечной мастерской он увидел свет. Оставив машину на дорожке, Гейб вскарабкался по лестнице и, не постучавшись, вошел.
Джемисон сидел за своим столом и что-то писал. Перед ним были аккуратно разложены стопки бумаг, возле локтя стоял бокал с бренди. Заслышав скрип плохо смазанных петель, Джемисон поднял голову и по-совиному заморгал.
– Что так поздно, Гейб?
– Я мог бы спросить о том же у тебя.
– А-а… – Джемисон с усталой улыбкой указал на бумаги. – Рутина! Столько бумажек, и совершенно нет времени заниматься ими. Я люблю работать ночью, когда все тихо и никто не мешает сосредоточиться. Между прочим, вон там на полке есть банка растворимого кофе, – добавил он. – Можешь подогреть чайник, он на плитке.
– Не хочу. – Гейб рассматривал своего тренера и своего старого друга в желтом свете настольной лампы. Последние напряженные месяцы не прошли для него даром. Тени под глазами были похожи на синяки, а морщины по углам рта стали настолько глубокими и резкими, словно были прорезаны ножом.
Нет, это лицо не было похоже на лицо человека, который воспитал «трижды венчанного» – обладателя трех главных призов скакового сезона.
– Помнишь, я все время болтался возле конюшни, когда работал здесь? Все приставал к тебе и Мику.
– Это точно. – Джемисон расслабил плечи, невольно напрягшиеся под пристальным взглядом Гейба. – До всего-то тебе было дело, все было интересно. Правда, иногда, для разнообразия, что ли, ты усаживал нас сыграть в покер и выставлял на недельный заработок.
– Насколько я помню, Канингем не давал тебе вздохнуть свободно. Если ты давал ему одного чемпиона, он требовал у тебя двух. Каждый раз, когда на носу была большая скачка и Канингем видел возможность сорвать большой куш, он принимался метать икру, что, дескать, Моисей из «Трех ив» умеет растить классных крэков, и если тебе это не под силу, так он, мол, найдет человека, которому это по плечу.
– Да, – согласился Джемисон. – На Канингема нелегко было работать. Я подготовил для него нескольких неплохих лошадей, которые выиграли немало скачек, а один раз, еще в восьмидесятых, наш Попробуй Снова стал Лошадью года. Но Канингем так ни разу и не был доволен по-настоящему.
– Ему нужна была победа на дерби, а ты так и ;не добился этого для него. Даже после того, как Чедвики в Кинленде потеряли своего жеребца – в семьдесят третьем, кажется? – ты не сумел выиграть, хотя канингемовский скакун и считался фаворитом. – Голос Гейба был негромок и холоден. – Твой конь пришел третьим, насколько я помню. Всего лишь третьим. Должно быть, для тебя это было настоящим ударом.
Джемисон погрузился в воспоминания, и его губы едва заметно дрогнули.
– Ну что же, на дерби даже такое выступление – уже успех, и я нисколько не стыжусь. Жеребец не выложился в полную силу и проиграл на последнем фарлонге. Да и вообще обстановочка была еще та – это ведь было вскоре после того, как Бенни повесился.
97 
