— А также гномы и орки! Выбрось из головы! Это не сказка, и люди там как люди. Немножко по-другому выглядят, да и то не все.
— Возьми, Илья!
— А работа?
— Я уволюсь.
— Родители?
— Они давно в разводе, у каждого своя семья. Я им не нужен. Илья!
— Хорошо! — сказал я. Спорить с Антоном было бесполезно, к тому же он без того видел слишком много. К убийству человека надо привыкнуть. — Приходи вечером.
Он сунул мне дубинку и вылетел за калитку — наверное, опасался, что я передумаю. О том, что я собираюсь делать, он не спросил. Вот и славно! Я вернулся к навесу и занял позицию за углом. Нужно дать им выйти — на открытом пространстве труднее спрятаться. Я начну с качка — он самый быстрый в компании, затем Ахмед. Водителя я не видел, но логично предположить, что с реакцией у него хуже. На такой работе не потренируешься. Толстяка застрелю последним, если успею, конечно. Если нет, строить планы бесполезно. Соседи услышат стрельбу, это плохо, но можно отмазаться. Проверяли травматику — что-то вроде того. С появлением забора меня записали в «крутые», а у таких, как известно, привычки идиотские. Были бы живы, придумаем…
«Антон! — мелькнула мысль. — Что с ним будет, если меня убьют? Он же придет!»
Мысль мелькнула и угасла. Если оплошаю, Антону не уцелеть в любом случае. Волки пощады не знают. Скоро они вернутся: это всего лишь экскурсия: хозяину захотелось глянуть на новые владения. Помешать им некому: в Новом Свете меня ждут к вечеру. Если и заметят, то аборигенам доходчиво объяснят: власть поменялась! Забудьте о глупом прапоре, пора иметь дело с серьезными людьми. У кого проход, тот и диктует условия…
За тонкой стенкой навеса послышался топот шагов и бряцание — хозяева возвращались. Я поднял «глок». Шум внезапно стих, оттуда никто не выходил. Я ждал, но непрошеные гости медлили. Что там происходит? Наконец створка ворот дрогнула и приоткрылась.
— Илья Степанович! — услыхал я знакомый голос. — Не стреляйте!
Рука, державшая «глок», ослабла. Створка поползла в сторону, в проем скользнул человек, некогда встреченный мной на улице Петрограда. В этот раз на нем была защитная форма и фуражка. Увидев поднятый «глок», он замер. Я сунул пистолет за пояс. Нечаянный гость распахнул ворота. Солдаты со «скорпионами» повалили во двор, рассредоточиваясь по периметру. Семенихин подошел ко мне.
— Я увидел в щель ваши ботинки. — Он указал на край металлического профиля, неплотно прилегавший к земле. — У вас все в порядке?
Я кивнул.
— Помощь нужна?
Я бросил взгляд на сарай. Солдаты за ноги тащили наружу труп. Я отвернулся и покачал головой.
— Я был в лагере, когда раздалась стрельба, — сказал нарком. — Наряд у прохода заметил посторонних и попытался задержать. Те оказали сопротивление. Мои люди не любят, когда в них стреляют…
Я молчал.
— Когда я прибежал, все кончилось. Уцелел лишь один, невооруженный, он и рассказал, что с вами. — Нарком снял с пальца перстень. — Мы шли помочь, но вы сами справились.
— Он сам рассказал? — спросил я, забирая перстень.
— Мы умеем убеждать. Выбор у него был небогатый. Вот еще! — Семенихин вытащил из кармана горсть ключей. — Ваши?
Я выбрал из горсти ключ от «Хаммера», нажал кнопочку. Замки дверей мягко щелкнули. Семенихин оглянулся на звук.
— Ух ты! — Глаза его округлились. — Вот это автомобиль! Ваш?
— Теперь ваш! — сказал я.
— Не жалко?
— За воротами есть еще! — успокоил я. — Перегоню машины на ту сторону и покажу, как ими управлять. До вечера время есть. — Я двинулся к «Хаммеру».
— Илья Степанович! — окликнул Семенихин. — А это что?
Я оглянулся — он смотрел пониже моей спины. Только сейчас я ощутил прохладу в месте, где коса разрезала джинсы.
— Это для вентиляции! — успокоил я.
Он захохотал, я поддержал. Смех получился немного нервный, но искренний.
14
Дни после разрыва Александра жила как кукла, холодная и равнодушная. Чувства сгорели, но тело осталось. Его требовалось питать, оно нуждалось в отдыхе и движении, и Александра снабжала его необходимым. По утрам она пила чай, шла на службу, затем обедала, по возвращении выпивала за ужином бокал или два вина и шла спать. Никто больше не говорил ей, что в этой постели легко потеряться, никто не пытался ее здесь отыскать. Александра сворачивалась ежиком и засыпала. Ночью приходили сны, они были тревожными и тягостными, Александра поутру их стремительно забывала. Она не сожалела о том, что сделала, а когда такие мысли приходили, доставала свидетельство Улы. Одного взгляда было достаточно, чтоб увериться.