- Но разве там поместятся все?
- Не все, Ромашка, - честно ответил Мирослав. - Но очень многие.
Ромашка подняла голову, посмотрела в небо, которое понемногу расцвечивалось красками заката.
- И что же мне теперь делать? - прозвучал ее жалобный голосок. - Не могу же я просто так ждать, пока мой родной город, место в котором я родилась, будет разрушен, а многие его жители погибнут. Скажи, Мирослав, что мне теперь делать?
- Понимаешь, Ромашка, - Мирослав смотрел на нее внимательно, Ромашка чувствовала и не поворачивалась. - В случае войны жертв будет намного больше, а если города действительно приготовили какое-то особое оружие, то может стать вопрос о выживании не только нашем, но и их. Почему-то изобретения тамошних ученых чаще всего приносят только вред, и ничего больше.
- Ну почему только вред? - не согласилась Ромашка. - У нас есть много всего полезного, и если бы не Каменный Дождь…
- Если бы не Каменный Дождь, то не было бы ни этого леса, ни рек, воду из которых можно пить, ни морей - таких, как ты видела на картинах - ничего!
Наверное, самому Мирославу его ответ показался несколько резким, но Ромашка не обиделась.
- Ты прав, - вздохнула она. - Кругом прав. Просто… Понимаешь, Мирослав, во мне еще очень много осталось от той жизни. Ведь я прожила в городе больше двадцати лет, я помню с рождения его улицы, высотные дома, стену, я… все-таки по-своему любила город, и сейчас, хотя и понимаю, что ты все правильно говоришь, но не могу перебороть себя.
- Так и должно быть, Ромашка, - произнес Мирослав. - Скажи мне только, ты не жалеешь, что покинула город?
- Но ведь у меня все равно не было выбора…
- Нет, Ромашка, ты скажи - жалеешь или нет?
- Нет, - твердо ответила девушка. - Не жалею. Здесь другие люди, не просто другие - настоящие. И жизнь здесь настоящая, и все вокруг… Разве я могу жалеть? Нет, никогда.
Они смотрели, как солнце коснулось краем Рубежного, как медленно поплыло вниз, скрываясь за хребтом, как почернел раскинувшийся внизу, в межгорье лес.
- Пойдем, Ромашка, - сказал Мирослав, поднимаясь и подавая девушке руку. - Становится холодно, ты замерзнешь.
Ромашка встала, отряхнула платье и безрукавку, подняла голову и посмотрела ему в глаза.
- Только мне все равно немного не по себе, - прошептала она.
- Ромашка! - Мирослав был предельно серьезен. - Я понимаю, что тебе сейчас трудно и, возможно, будет еще труднее потом. Но, пожалуйста, не забывай, что у тебя есть Тур с Димкой, и тетушка Звана, и я. Ты говори, если что, мы же всегда тебе поможем, Ромашка, ты же это знаешь, правда?
- Знаю, - улыбнулась девушка.
Широкая фигура Тура словно сама собой выросла на пути. Богатырь как раз поднялся наверх и оглядывался по сторонам, когда Ромашка с Мирославом попали в поле его зрения. Тур нахмурился и пошел им навстречу.
- Поздно уже, - проворчал он. - Ходите тут…
- Не сердись, Тур, - ответил Мирослав. - Это я виноват. Хотел с Ромашкой поговорить, а разговор получился долгим.
В другой день Тур обязательно бы очень обрадовался тому, что Мирослав с Ромашкой наконец помирились, но сегодня настроение его было испорчено практически окончательно.
- Сержусь… А как же не сердиться? Ты знаешь, кто сейчас у меня дома сидит? Нет? Сивер, вот кто! Тебя искал, между прочим!
Это он сказал Мирославу, который, в свою очередь, очень удивился.
- Сивер?
- Он самый! Мать моя где-то встретила его в поселке и к нам привела. А меня послала тебя найти, да и Ромашку заодно. Вот прямо сейчас этот Сивер сидит у меня дома и чай пьет с матерью, а я тут вас хожу-ищу!
- Ну и что тут такого? - осторожно спросил Мирослав.
Вместо ответа Тур очень красноречиво фыркнул, словно говоря, что уж кого-кого, а Сивера бы и на порог не пустил. Девушка представила, как Сивер сидит у них дома и пьет чай под присмотром едва ли не пыхтящего от недовольства Тура, и не смогла сдержаться - рассмеялась.
Окна дома приветливо светились - тетушка Звана запалила свечу в честь позднего гостя. Тур с Ромашкой и Мирославом поднялись на крыльцо и вошли внутрь. Сивер действительно был там. Он сидел за столом в своей бессменной черной жилетке, как всегда, немного растрепанный и неопрятный. Обернулся Сивер неторопливо, без особого любопытства глядя на вошедших. Тетушка Звана вдруг приподнялась и удивленно охнула. Девушка поняла, что случилось, только когда такое же удивление отразилось на лице Тура. В свете свечи он разглядел, что белый рукав Ромашкиного платья перепачкан землей, а к безрукавке прицепилось несколько жухлых травинок. Это, конечно, было совершенно неудивительно, но картину дополняла украшавшая лицо Мирослава отметина, постепенно превращающаяся в хороший синяк.