148 
- Мне и рассказать нечего, мама, - ответил он. - Мы разгребали склады, потом перекапывали землю, садили деревья. Вот и все.
- А нам говорили, что городские украли у вас оружие и напали, - покачала головой Любима.
- Было такое. Но это всего несколько человек. Остальные, наоборот, помогали нам.
- Да как же, - проворчал воевода, потом добавил громко. - От городских только и стоит ждать ножа в спину.
- Это не так, - мягко ответил Мирослав. - Среди горожан много хороших людей. Еще в то время, когда я жил в городе, они очень помогли нам с Ромашкой.
- Ну вот, опять, - недовольно произнес воевода. Ему было неприятно даже слышать имя городской девчонки. Но прежде, чем Мирослав успел хоть что-то возразить, Любима вмешалась, попыталась перевести разговор на нейтральную тему.
- А у нас тут все по-старому. Да, я-то недавно, дней пять назад, к тетушке твоей ездила, к Дарине - у нее двойня родилась. Девочки две. До чего пригожие, обе на одно лицо, и обе в матушку. А старший сын ее вроде как жениться надумал, девку себе нашел красивую да работящую. Дарина говорит - рукодельница знатная. Она и сама рада, что сынок себе такую женку выбрал. Что еще нового? К посевной вот готовимся. Хорошо, что ты вернулся, сынок, вовремя.
Любима замолчала, посмотрела на хмурое лицо сына.
- Ты устал, поди, - заволновалась она. - Может, отдохнешь, поспишь немного?
- Нет, мама. Спасибо. Я не устал.
Он все еще сидел за столом. Чувствовал - не хочет мать его пока от себя отпускать. Соскучилась ведь - почитай, полгода сына не видела, ну или около того. Глядит - не наглядится. И причитает тихонько, едва слышно, заботливым, материнским взглядом ощупывая его осунувшееся лицо и худощавую фигуру. Молоко перед ним поставила - парное, с первыми петухами надоенное - специально, для сыночка любимого. Мирослав сделал глоток из кружки и вытер губы - тяжелый взгляд отца не давал покоя.
- А Людмила, соседки нашей дочка, заходила давеча, о тебе спрашивала, - вдруг, словно вспомнив о чем-то, сказала мать. - Она-то едва ли не каждый день узнавала, нет ли новостей. Я ей сказала, что старейшина велел вас сегодня ждать, так что, может, зайдет поздороваться.
Мирослав кивнул, скорее в знак того, что услышал, но матери того показалось мало.
- Хорошая девушка эта Людмила, добрая, заботливая, да рукодельница какая. Ты подумай, Мирослав, подумай. Может, и посватаешься…
Ответить Мирослав не успел.
- Да не будет он думать, - раздался голос отца. - Видала же, с кем он ходит по вечерам? С городской девчонкой, которую летом с собой привел. Может, ты еще и посвататься к ней решил, да жениться без родительского благословения? Да только вряд ли теперь это у тебя получится.
Метнув взгляд на отца, Мирослав снова посмотрел на мать. Та покачала головой, вздохнула и произнесла:
- Не дождалась тебя Ромашка.
Парное молоко в кружке медленно остывало, а пальцы Мирослава все еще охватывали обожженную глину с разноцветным узором по ободку. Под пристальным взглядом сына Любима поспешно объяснила:
- Как войско из похода вернулось, так в дом их Сивер роднянский и зачастил. Недели не проходит, чтобы его на пороге не видели.
- Значит, по делу, - твердо сказал Мирослав.
- Ох, не знаю, не знаю. Звана-то его не спроста привечает, на чай приглашает да угощает - видно, присматривается, как к будущему зятю. Да и с самого возвращения ни разу Ромашка твоя не зашла, не спросила - как дела, какие новости. А Людмила-то заходила, волновалась. Видно сразу, любит тебя, по-настоящему любит. А городская - ну что с нее возьмешь! У них ведь и воспитание другое, и…
- Не надо, мама, - перебил ее сын.
- Что ты, Любима, ему говоришь! Разве ж ему понять, - вмешался воевода. - Не видишь что ли, сын наш уж и уважать себя перестал, да и семью свою, родителей своих ни во что не ставит. Слова твои ему в одно ухо влетают, в другое… Видать, совсем забыл, с кем мы век назад воевали, да и этой зимой чьи города разрушали. Забыл? Того и гляди, брататься с врагами начнешь!
Мирослав резко поднял голову и уперся взглядом в жесткое лицо отца. И медленно, без спешки, поднялся из-за стола. Виски его горели, но лицо оставалось спокойным, только в глазах появилось что-то новое, сразу же воеводе не понравившееся. "За что, отец? За что называешь меня предателем?" Вслух Мирослав этого так и не спросил - просто смотрел на отца, в то время как незаслуженная обида жгла изнутри сильнее любого пламени, мешая думать.
148 
