4 
- Ты как сказал? Ослышался я? Ганус,
- ты… каешься, жалеешь и как будто
- благодаришь за наказанье!
ГАНУС:
- Нет.
- Скорбей сердечных, слез моей Мидии
- я королю вовеки не прощу.
- Но посуди: пока мы выкликали
- великие слова — о притесненьях,
- о нищете и горестях народных,
- за нас уже сам действовал король…
ТРЕМЕНС:
(тяжело зашагал по комнате, барабаня на ходу по мебели)
- Постой, постой! Ужель ты правда думал,
- что вот с таким упорством я работал
- на благо выдуманного народа?
- Чтоб всякая навозная душа,
- какой-нибудь пьянчуга-золотарь,
- корявый конюх мог бы наводить
- на ноготки себе зеркальный лоск
- и пятый палец отгибать жеманно,
- когда он стряхивает сопли? Нет,
- ошибся ты!..
ЭЛЛА:
- Чуть голову направо…
- каракуль натяну вам…
- Папа,
- садись, прошу я… Ведь в глазах рябит.
ТРЕМЕНС:
- Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус…
- Уже не раз на площадях времен
- сходились — низколобая преступность,
- посредственность и пошлость… Их слова
- я повторял, но разумел другое, —
- и мнилось мне, что сквозь слова тупые
- ты чувствуешь мой истинный огонь,
- и твой огонь ответствует. А ныне
- он сузился, огонь твой, он ушел,
- в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя.
ГАНУС:
- Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайте
- мне говорить…
ТРЕМЕНС:
- Ты видел при луне
- в ночь ветреную тени от развалин?
- Вот красота предельная, — и к ней
- веду я мир.
ЭЛЛА:
- Не возражайте… Смирно!..
- Сожмите губы. Черточку одну
- высокомерья… Так. Кармином ноздри
- снутри — нет, не чихайте! Страсть — в ноздрях.
- Они теперь у вас, как у арабских
- коней. Вот так. Прошу молчать. К тому же
- отец мой совершенно прав.
ТРЕМЕНС:
- Ты скажешь:
- король — высокий чародей. Согласен.
- Набухли солнцем житницы тугие,
- доступно всем наук великолепье,
- труд облегчен игрою сил сокрытых,
- и воздух чист в поющих мастерских —
- согласен я. Но отчего мы вечно
- хотим расти, хотим взбираться в гору,
- от единицы к тысяче, когда
- наклонный путь — к нулю от единицы —
- быстрей и слаще? Жизнь сама пример —
- она несется опрометью к праху,
- все истребляет на пути своем:
- сперва перегрызает пуповину,
- потом плоды и птиц рвет на клочки,
- и сердце бьет снутри копытом жадным,
- пока нам грудь не выбьет… А поэт,
- что мысль свою на звуки разбивает?
- А девушка, что молит об ударе
- мужской любви? Все, Ганус, разрушенье.
- И чем быстрей оно, тем слаще, слаще…
ЭЛЛА:
- Теперь сюртук, перчатки — и готово!
- Отелло, право, я довольна вами…
(Декламирует.)
- «Но все же я тебя боюсь. Как смерть,
- бываешь страшен ты, когда глазами
- вращаешь так. Зачем бы мне бояться, —
- не знаю я: вины своей не знаю,
- и все же чувствую, что я боюсь{2}…»
- А сапоги потерты, да уж ладно…
ГАНУС:
- Спасибо, Дездемона…
(Смотрится в зеркало.)
- Вот каков я!
- Давно, давно… Мидия… маскарад…
- огни, духи… скорее, ах, скорее!
- Поторопитесь, Элла!
ЭЛЛА:
- Едем, едем…
ТРЕМЕНС:
- Так ты решил мне изменить, мой друг?
ГАНУС:
- Не надо, Тременс! Как-нибудь потом
- поговорим… Сейчас мне трудно спорить…
- Быть может, ты и прав. Прощай же, милый..
- Ты понимаешь…
ЭЛЛА:
- Я вернусь не поздно…
ТРЕМЕНС:
- Иди, иди. Клиян давно клянет
- тебя, себя и остальное. Ганус,
- не забывай…
ГАНУС:
- Скорей, скорее, Элла…
- Уходят вместе.
ТРЕМЕНС:
- Так мы одни с тобою, змий озноба?
- Ушли они — мой выскользнувший раб
- и бедная кружащаяся Элла…
- Да, утомленный и простейшей страстью
- охваченный, свое призванье Ганус
- как будто позабыл… Но почему-то
- сдается мне, что скрыта в нем та искра,
- та запятая алая заразы,
- которая по всей моей стране
- распространит пожар и холод чудной,
- мучительной болезни: мятежи
- смертельные; глухое разрушенье;
- блаженство; пустота; небытие.
Занавес
4 
