Особенно,... 
67 
Впрочем, все эти ерундовые мысли очень быстро покинули Полину Романову. Она с наслаждением отмылась, с удовольствием посидела в туалете с книгой и с невыразимым блаженством рухнула в чистое, свежее, накрахмаленное бельё, в свою собственную постель. Пыталась было поразмыслить о Ваде и о Примусе, о девочках и вообще, но не успела – уснула.
Уже через пару дней Полина перестала принимать ванную-туалет-постель как высшую благодать. Что лишний раз свидетельствует о том, что «венец природы» – совершенно бесчувственная чурка, и кинь его хоть на лесоповал, хоть во дворец – некоторое время на адаптацию – и он уже снова как у себя дома. По-моему, величайшая безалаберность со стороны Бога – поставить человека во главе пищевой цепочки. Похоже, творение не оценило усилий Творца.
Жизнь первокурсницы Полины Романовой закрутилась между главным корпусом, анатомкой и библиотекой.
На лекциях первой пары они с Ольгой Вольшей садились вместе. Подруга конспектировала, конспектировала, конспектировала… И Поле советовала делать то же самое. Потому что здесь не школа. Двойку тебе поставят не завтра за невыученный накануне урок. Свой «банан», а то и «кол», ты получишь, когда придёт время сессии. Вот тогда эти самые конспекты тебе ох как пригодятся. Экзамены-то, как правило, принимают те самые лекторы, профессора-доценты. И спрашивать они любят именно то, что преподают. Точнее, то, как они это преподают. Профессиональная гордость за ремесло. Шей сапог, как я его шью. Или иди учиться в другую мастерскую. А выбор-то невелик.
Разумеется, Полина успевала с утра пораньше и в перерывах пообщаться с ребятами, особенно с Примусом и, конечно, с Кротким, но… С последним они как-то отдалились друг от друга. Сформированные в колхозе парочки ходили, держась за ручки, сидели на лекциях, держась за ручки, а то и за что придётся. В общем, кто держался, а Вадя с Полиной – отдалились. Вернее, она не проявляла инициативы, а он… Сложно сказать.
– Ты чего как дурак?! – удивлялся Примус.
– А что я должен делать? «Полина, что ты делаешь сегодня вечером?»
– Отчего бы и нет?
– И она мне ответит, что сегодня вечером она занята.
– Значит, не спрашивай. Просто купи билеты в то же кино.
– Кино. Детский сад какой-то!
– Ну да, ну да! Ты же у нас взрослый мужик! Ну, тогда тащи её в общагу, мы со Стасом часок погуляем-покурим, чо мы, без понятий, что ли? И там, значит, в суровых условиях засранной нищеты, сурово же, чисто-конкретно по-мужски, так сказать, овладей! После ни в коем случае не провожай. Ты ж мужчина! Пусть сама скачет мимо вахтёрши… Чёрт! Мимо не проскочишь! Студенческий надо забрать. Та ей выдаст, облив пониманием, мол, знаем мы, зачем вы сюда, в общагу, ходите и ходите, потаскухи! Так что билет в обмен на кило презрения. А дальше бодренько до автобуса. Подмоется уже дома, хули там!
– Примус, ты совсем ёбнулся?
– Не я, мой друг! А именно… «не будем показывать пальцем, хотя это был слонёнок». К слову, такой сценарий ни одной из женщин не стоило бы предлагать, из минимального уважения, так сказать, да некоторые и предложений не ждут. Да. Так о чём я? Кино тебе, значит, детский сад? И не общага? Что ж тебе, бедолаге, делать? Остаются только переменки. Или можешь замутить что-нибудь необычное. Например, утренний кофе. Романтическим девушкам это очень нравится. Лучше бы утренний кофе, конечно, в постель, но раз пока постели нет, можно начать с малого. Прикинь – свидание не вечером, а утром! Занятия в девять начинаются? Значит, в восемь пятнадцать ты ждёшь её с термосом кофе на парапете бульвара. Как тебе?
Да-да, увы и ах. Даже утренний кофе, так полюбившийся Полине, был создан не Вадей, а всё тем же Примусом. Придумал он это для себя, но вполне отдавал себе отчёт в том, что с ним Полина Романова пить кофе по утрам на парапете бульвара не будет. Статью не дотянул. Невысок, не так широкоплеч, не так ясно голубоглаз, да и всё остальное тоже немного не так, как у Вади.
Ну, зато Примус не считал кино детским садом. И Полина с удовольствием ходила с ним. И даже в кафе – поесть взбитых сливок. Потому что Коротков и взбитые сливки считал этим…
– Знаешь, не могу представить, что сижу здесь с Кротким, – говорила Примусу Полина, сидя с ним в подвальчике «Калинки», знакомой ещё со школы, на Чичерина угол Советской Армии. – Вот никак не укладывается в голове: «Вадим Коротков поедает взбитые сливки». Вот с тобой – на ура идут! Ты сам сбегаешь, наберёшь. И с курагой, и с черносливом, и с изюмом… Или вот кино. Не могу представить себя с Вадей.
67 
