Последние отзывы

  127  

— Ясно, — выдохнула Мурзина, — но не могли бы, так сказать, заранее… хоть бегло… В каком виде он принимает обычно?

Принимает! Она еще спросила бы про его приемные часы!

— Это только ваше, — отвечал Остромов с любезной снисходительностью. — Он может явиться в облике того, кого вы боитесь, или прикинуться тем, кого вожделеете, — это слово он подчеркнул, прямо глядя в выпуклые глаза Мурзиной. — Все зависит от того, что в вас будет сильней — страх или вожделение. Никогда не знаешь, в каком виде он выйдет тебе навстречу. Может явиться хоть в образе трамвайного кондуктора. Говоря о meditatia perpetua^[17], я ведь уже имел честь вам объяснить, что при непрерывном напряжении ума вы можете вызвать явление стража в любой момент — хотя бы и по дороге на службу. Первый, кто после начала утренней медитации обратится к вам и попросит назваться, — будет Стражем порога. Помните лишь о трех главных его приметах: во-первых, он неизменно мужского пола. Во-вторых, при нем будет мешок или иная емкость, сопоставимая с ним. В-третьих, у него непременно есть шрам — след поединка с Ахриманом. Страж не пропустил его к истинному знанию, и потому Ахриман остается повелителем сугубо земной материи.

— Ахриман? — переспросил Левыкин.

— Об этом позже, — со значением пообещал Остромов. Он толком не помнил, что такое Ахриман, помнил только, что плохой.

Вообще же он знал, что делает. Если вся его ложа начнет свой день с медитации и предыдущим голоданием в сочетании с бессонницей введет себя в состояние особой легкости, да еще и подышит как надо не менее десяти минут, — любой прохожий, интересующийся, как пройти в какой-нибудь главхрумхряп, будет принят за Стража порога, и вечером все в деталях отчитаются, как преодолели первую ступень. Проблема, конечно, с блеском сокровищ, — но при удачной погоде что же не блестит?

Кого это я видел недавно со шрамом, задумался Даня. Господи Боже, да ведь это мой Карасев с Защемиловской. Мужчина, шрам, чемодан… Неужели я настолько продвинулся? Впрочем, каков порог, таков, верно, и страж.

2

Ранним воскресным утром, проголодав всю субботу в буквальном соответствии с указаниями, Левыкин приступил к медитации. Грех сказать, он не очень-то верил в Стража и хотел чистого эксперимента. На улице много народу — каждый полезет с вопросами, пойти отличи, где страж. Кроме того, если речь о сокровищах, которые могут ведь явиться в произвольной форме, вплоть до еды, — что нам за нужда делиться с кем ни попадя? День был превосходный, безветренный, синий и ясный. Чувствуя себя необыкновенно легким, Левыкин уселся посреди комнаты в позу, казавшуюся ему пресловутым «Лотосом», руками дотянул непослушные ноги до отдаленного подобия требуемого узла, и принялся медитировать по остромовской методе.

Поначалу ему, как обычно, не представлялось ничего, то есть он видел серую колеблющуюся тьму и полагал, что это занавес, отделяющий его от тонкого мира. Потом под веками стали расплываться вибрирующие круги, и Левыкин понял, что это знак. Далее ему открылся золотистый коридор, то есть это Левыкин так думал, что он открылся. В действительности солнце вышло из-за облака, и под веками Левыкина, сидевшего лицом к окну, стало оранжево. Периодически задерживая дыхание, а потом принимаясь дышать усиленно и глубоко, чтобы окончательно расчистить чакры, ученик увидел, как в глухой золотистой стене отворяется дверь и оттуда выходит некто в чалме. Мысленному взору Левыкина представился слуга из толстой книги арабских сказок, читанных им в одиннадцатом году, на одиннадцатом году жизни. С поклоном он предложил Левыкину бессмертие, после чего исчез. Все это было не то. Не открывая глаз, Левыкин расплел и снова заплел ноги. По нижнему краю черного квадрата забегало что-то вроде кролика, но бессмертия не предложило. Левыкин сосредоточился и принялся считать от ста пятидесяти задом наперед. Явилась мысль о сыре, о большом, ржаном бутерброде. Левыкин отогнал ее. Явилась мысль об окороке. Окорок помахал хвостом перед Левыкиным, но ничего не предложил. Прибегая к последнему средству, Левыкин произнес первую из формул окончательного вызова. Явился небольшой пушистый осел, почему-то розовый. «Я молю тебя оставить твоё убежище и связаться со мной, — обратился к нему Левыкин согласно формуле. — Я приказываю и заклинаю тебя именем Предвечно Всетворящего явиться без шума и зловония, чтобы ответить ясно и понятно, слово за словом, на все вопросы, которые я задам тебе, а если откажешься, тебя принудит повиноваться Власть божественного ADONAY, ELOIM, ARIEL, JEHOVAM, TAGLA, MATRON и целая иерархия высших сущностей, которые заставят исполнить всё против твоей воли. Venitu, Venitu^[18], или ты испытаешь вечные муки с помощью Прута Уничтожения». Осел исчез, убоявшись прута. Левыкин задышал глубже. Явился латинист Арсений Степанович и сказал: Левыкин, но ведь все это чушь! Левыкин прогнал его. Страж порога не мог быть латинистом. Дух задерживался. Пора было произносить второе заклинание, но Левыкин не мог решиться, ибо после него оставалось только третье, а в третьем на карту ставилось слишком многое. «Ты упорствуешь, но я не дам воли моему гневу, — начал про себя Левыкин. — Ты непокорен, но я знаю, как смирить тебя. О великий дух, без шума и злоречия явись передо мною, чтобы в понятных и учтивых выражениях отвечать на вопросы, которые волнуют меня, ибо я стремлюсь» — и тут он начал ощущать приближение чего-то, что было страшно и необыкновенно приятно; подобное чувство бывает в подростковом сне перед извержением, — но здесь оно было как бы мозговым, и Левыкин почти не удивился, когда раздался резкий звонок и к двери по коридору прошаркала соседка Самсонова: кого-то она сейчас увидит?

  127