Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
115 
Я начал помнить себя как раз в паузе меж времен — время от нас отводило глаз, и этим я был пленен. Я люблю этот дряхлый смех, мокрого блеска резь. Умирающим не до тех, кто остается здесь. Время, шедшее на убой, вязкое, как цемент, было занято лишь собой, и я улучил момент. Жизнь, которую я застал, была кругом неправа — то ли улыбка, то ли оскал полуживого льва. Эти старческие черты, ручьистую болтовню, это отсутствие правоты я ни с чем не сравню… Я наглотался отравы той из мутного хрусталя, я отравлен неправотой позднего февраля.
Но до этого — целый век темноты, мерзлоты. Если б мне любить этот снег, как его любишь ты — ты, ценящая стиль макабр, вскормленная зимой, возвращающаяся в декабрь, словно к себе домой, девочка со звездой во лбу, узница правоты! Даже странно, как я люблю все, что не любишь ты. Но покуда твой звездный час у меня на часах, выколачивает матрас метелица в небесах, и в четыре почти черно, и вовсе черно к пяти, и много, много еще чего должно произойти.
НОВАЯ ГРАФОЛОГИЯ-2
- Если бы кто-то меня спросил,
- Как я чую присутствие высших сил —
- Дрожь в хребте, мурашки по шее,
- Слабость рук, подгибанье ног, —
- Я бы ответил: если страшнее,
- Чем можно придумать, то это Бог.
- Сюжетом не предусмотренный поворот,
- Небесный тунгусский камень в твой огород,
- Лед и пламень, война и смута,
- Тамерлан и Наполеон,
- Приказ немедленно прыгать без парашюта
- С горящего самолета, — все это он.
- А если среди зимы запахло весной,
- Если есть парашют, а к нему еще запасной,
- В огне просматривается дорога,
- Во тьме прорезывается просвет, —
- Это почерк дьявола, а не Бога,
- Это дьявол под маской Бога
- Внушает надежду там, где надежды нет.
- Но если ты входишь во тьму, а она бела,
- Прыгнул, а у тебя отросли крыла, —
- То это Бог, или ангел, его посредник,
- С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»:
- Последний шанс последнего из последних,
- Поскольку после последнего — сразу он.
- Это то, чего не учел Иуда.
- Это то, чему не учил Дада.
- Чудо вступает там, где помимо чуда
- Не спасет никто, ничто, никогда.
- А если ты в бездну шагнул и не воспарил,
- Вошел в огонь, и огонь тебя опалил,
- Ринулся в чащу, а там берлога,
- Шел на медведя, а их там шесть, —
- Это почерк дьявола, а не Бога,
- Это дьявол под маской Бога
- Отнимает надежду там, где надежда есть.
ПЕСЕНКА
- Да, завидую — ты можешь на него облокотиться,
- Опереться, положиться, встать под сень.
- Ибо он твое спасенье, как окоп для пехотинца,
- Как кинжал для кахетинца, как постель
- Для усталого скитальца, как непалка для непальца,
- Как для путника в чащобе тайный знак.
- Да, завидую, мой ангел. Извини мое нахальство.
- Я и сам бы так хотел, но все никак.
- Для меня же ты окопа не увидишь, как ни щурься.
- Редкий лес, пустое поле, голый лед.
- Ибо мне он не опора, извини мое кощунство,
- А скорее, я боюсь, наоборот.
- Мне никто не даст гарантий, даже если бы воскресли
- Все святые, коим имя легион.
- Это я его последняя надежда, ибо если
- Я обрушусь, то обрушится и он.
- Ты умеешь видеть стену, я умею — только бездну,
- Обступившую меня по рубежу.
- Это он навек исчезнет, если я навек исчезну
- Или даже если что не так скажу.
- Кто из нас сидит в окопе, кто танцует на прицеле —
- Не подскажет никакое колдовство.
- Хорошо тебе, и плохо мне, держащемуся еле,
- А ему боюсь и думать каково.
Озирая котел, в котором ты сам не варишься, презирая клятвы, которые мы даем, — не тверди мне, агностик, что ты во всем сомневаешься. Или нет, тверди — добавляя: «во всем твоем». Ибо есть твое — вопреки утвержденью строгому, что любая вера тобою остранена. Есть твое, и мне даже страшно глядеть в ту сторону — до того скупа и безводна та сторона. Где уж мне до упорства черствого, каменистого, хоть надень я мундир и ремнями перетянись. Есть твое, и в него ты веришь настолько истово, что любой аскет пред тобою релятивист. Ход туда мне закрыт. Дрожа, наблюдаю издали: кабала словес, ползучая каббала, лабиринты, пески, а меж ними такие идолы, что игрушками кажутся все мои купола.
115 
