– Перекур, позвони, чтоб чаю принесли.
– Да сами вы обалдели чай пить, не колышет меня твой вызов! Да на, только он без сахара.
...
– Ларк, пиши. Неизвестный номер... Стоп. Как фамилия? Ларис, Михайлов он, говорит.
– Да по мне хоть Пердыщенко-Задунайский, лишь бы утром вспомнил, кто он.
– Двадцать вторая, это что за фигня? Какой суицид? До завтра подождать не могла? Ну ё.., двенадцать машин в очереди.
– Сколько у нас всего?
– Сорок шесть, двадцать семь неизвестных.
– Намана... Эй, у вас клиент убегает! Хехе, шутка! Сам туда иди! Угу, и тебя с праздничком!
– Ларис, отсадник полный.
– Кого можно – на бочок, ноги заплети, ещё влезет. А нет – вторым слоем.
– Времени сколько?
– Полвосьмого. Вечера.
...
– Чего у вас? Ага, привет. Так, мужик, быстро раздевайся. Что? Дома будешь женой командовать!!
– Да ты чё! Я ж водила из бригады. Суицид вон привезли.
– Извини, братан, не признал. Так, мужик, быстро раздевайся. Что? Дома будешь женой командовать!!
...
– Ларк, неизвестный номер пятьдесят один, куртка чёрная, джинсы, ботинок один, чёрный.
– Стильный мужчинка. Вон в уголок его, где ещё не наблёвано.
– Да тут везде наблёвано.
– Неизвестных – шестьдесят четыре. Штабелем. Отпустили сколько?
– ХЗ, утром проверим. Ты где номера писал?
– Да где придётся. На руках, на лбу. Маркеры хорошие, несмываемые. Разберёмся.
– Полпятого утра. Скоро выписывать начнём.
– Не говори. Давай хоть по бутерброду съедим.
...
Девять утра. На полу – последний мальчик из выписных. Лет шестнадцати. В костюме. С галстуком. Хороший, домашний, только никакой. Бывает, первый раз, наверное, так нажрался. Ну да ладно, папа ему, бедолаге, дома всё объяснит.
– Эй! Давай-ка вставай! Всё, домой! Домой! Ножками! Алё-о!
– Всё! Я сказал – ВСЁ!
– Чё всё?! А ну завязывай хамить! Встал – пошёл!
– Я... не хамлю. Я... Всё, говорю, ВСЁ!!! Никаких больше Новых го´дов!!!
– М-да. Тут ты прав...
...
Или вот – 8 марта. День особенный. Потому что российские эмансипированные тётки так отрывались наравне с сильным полом, что временами его даже перепивали. Не то чтобы они в другие дни тушевались, но 8 марта – это было святое в плане нажраться и загреметь к нам с алкогольной интоксикацией. Я, как вы понимаете, достаточно специфическую социальную прослойку имею в виду. И хоть никакого эстетического чувства её представительницы не вызывали, в праздник отношение к ним смягчалось. На запахи источаемые невзирая. Какие ни есть, а всё ж – дамы! Их день.
Вот сидим как-то на смене, как раз в Международный Половой Праздник имени Женщин. В отсаднике, под утро уже, пара подотчётных тётенек копошится. Самоё себя ещё не осознали, но уже обделались по полной программе. Похмельное утро – это, знаете ли, не каждый организм выдержит, особенно когда является оно в казённом доме, на полу, за решёткой. Ну, благо, всё равно им же убирать, поэтому претензий за антисанитарию никто не предъявляет. А запашок-с, так у нас и не парфюмерная фабрика «Северное сияние», дело привычное.
И тут одна, как альпинист, по отвесной двери до смотрового окошка добралась и давай в него барабанить. Не, красавица, влажная уборка помещения за собой – это альфа и омега устава заведения! Не пойдёт.
Подхожу и довольно ласково, хоть и с укоризной, сообщаю ей o своём отношении к происходящему (дышать аккуратнее стараюсь, бо очень пахучая тётенька попалась).
– Слушай, ты б заткнулась, что ли. Шесть утра на дворе!
– Сынуленька, я Власова!
– И?
– А вот на Власову... сумочка записана... должна.
– А ещё пару часов не потерпишь?
Ухожу вздремнуть полчасика. Ан нет – барабанит, что твой заяц с батарейкой в заднице.
– Ну чего тебе, жертва аборта? Из шланга полить, чтоб замолчала, а, Дама-с-Фекалиями?
– Не, сынуленька, не надо. Ты мне сумочку бы принёс...
По опыту знаю – не отвяжется. Скандалить сил нет, да и пустое это. Если вспомнила про личную собственность – сливай воду. Не заткнётся, пока в целости оной не удостоверится.
– Какая сумка была? От Гуччи, небось, с тыщей рублей внутри?
– Не, хороший мой, што ты! Белая такая, не новая уже, с ручкой. Ты её мне принеси!
– Ой! А если нет, то что? Ты и меня обоссышь?
– Тьфу на тебя, ты с виду же хороший мальчик, сумочку принеси, будь ласков... пжалста...
И смотрит радостно из-под облёванного перманента. Тут дешевле пойти навстречу. Иду, смотрю по акту, нахожу сумку. Белая. Во всяком случае, была когда-то. Несу.