Дальше – успеть поймать. Это главное. Потом – ничего не сломать, пытаясь удержать. И себя в обиду не дать тоже важно. Сложно жене потом объяснять, почему именно на твоей роже кто-то маникюр затачивал.
Всё. Противник деморализован, просится куда угодно, лишь бы отсюда. Жить хочет и даже очень.
Работа в таком горячем цеху, как токсикология, кругозор будущего врача расширяла, как ни одно другое отделение.
Вот, например, весьма поучительная история о недопустимости спешки и поверхностной оценки состояния больного при постановке диагноза.
Вы, что такое «отзвон», – знаете? Ну, это когда койко-места в больнице кончаются, никого не принимаем. Если только что-то очень серьёзное. А тут удача, причём редкостная. Накануне спирт выдавали. И вот сидим мы в общем «приёмнике», в большой коллектив влившись, отдыхаем вдумчиво. Кто как. Люди с претензией – те спирт глюкозой разводят, охладив предварительно, и пьют аккуратно, маленькими глоточками смакуя. Демократическая общественность пьёт, как есть – тёплый, неразбавленный, из чайных чашек. Больничной запеканкой закусывая. А если кто здоровьем ослаб – те портвейном запаслись и бухают по облегчённому протоколу.
(Понимаю, насколько данное описание напоминает соответствующий пассаж из бессмертного произведения «Москва– Петушки», но ничего с этим поделать не могу. Потому что именно так всё и происходило.)
Разомлели все: кто на гитаре бренчит, кто санитарок за попы хватает – хорошо...
И тут в запертую наружную дверь стучат, причём настойчиво. Выглядываем – ни тебе «скорой», ни халатов. Стоит мужик и до нашего помещения колотится. Ну, мало ли, отправляем девочку проверить, что за на фиг, а затем выгнать наглеца без права на возвращение. И тут видим, что дверь она открывает и мужика внутрь ведёт. А он руками машет, объясняет чего-то. И видно, что чувствует пациент себя неважно. Санитарка же идёт белая вся, с глазами по три рубля одной монетой, и только рот открывает-закрывает.
Народ, издалека на это дело посмотрев, по походке диагноз ставить начал.
– Аппендицит.
– Да ну, стал бы он при аппендиците так скакать резво!
– Не, мужики, на панкреатит похоже. При нём боли опоясывающие, точно.
– Сам ты панкреатит! Мужик под пятьдесят, откуда? Была бы баба – тогда да.
– Да не, а может, у него колика? Печёночная. Холецистит это.
В этот момент товарищ подходит к стойке и, дыша перегаром, на живот себе показывает.
– Не, ну бл..., сидели, как люди, а он, бл..., на хрен, во! Я ему чё, ни хрена, нормально всё. А он, бл... – во! А на хрен, когда нормально сидим? Больно, сука. Он, сука, гондон, мне во чего... А так нормально сидели, бл... Козёл, на хрен.
Доступно так анамнез изложил. Доходчиво.
Тут, кто ближе сидел, через стойку перегнулись, и я в том числе. Посмотреть. А у мужика из живота нож торчит, по рукоять почти. И не кровит уже. Они с соседом на кухне за жизнь беседовали. Сосед остался неудовлетворён, видимо, формой аргументации по какому-то из обсуждаемых вопросов. И переаргументировал посвоему. Благо, в доме напротив дело было. Идти недалеко.
Панкреатит, в общем, как и было сказано. Ага.
Ну, народ, хоть и выпимши, забегал. Страдальца этого на каталку и в шоковую, чтоб не бегать далеко. Нож вынули, пузо заштопали, недели через две домой ушёл. Ничего важного не зацепило, как по пьяни и полагается. Был бы трезвый – или печень, или кишечник распороло бы. Как пить дать.
Бывали и курьёзы совсем невнятные.
Сижу, тружусь. Знакомые ребята с 4-й станции заходят. Хихикают.
– Ну, здорово! Привезли чего или так?
– А то! Вон, суицид принимай!
– Где?
– Да вот же!
– Ой...
Бабулёк. Лет 150-ти на вид, но на ногах стоит. Росту – ну метр двадцать, никак не больше. Усохла, наверное. Морда лица распухшая настолько, что глаз вообще не видно, одни губы и щёки.
– А чего это с вами, бабуленька? – спрашиваю.
– Да ты брось, Серёга, она уже лет двадцать ничего не соображает. И не разговаривает совсем. Ты гляди, чего она нажралась! Только перчатки надень.
И упаковку полиэтиленовую на стол бросают, початую изрядно. А там – отбеливатель какой-то промышленный, чистый хлор, если по запаху судить. Как бабку насквозь не прожгло, ума не приложу. Вяленая была, что ли? А бабулёк стоит, глазами моргает, оживилась вся. И где она только эту дрянь нашла?
– Мужики, а с чего вы взяли, что суицид? Может, у неё органолептические девиации в фазе обострения? Токсикоз какой, на фоне ложной беременности, а?