56 
Разумеется, маленький Сева Северный не сразу захотел стать не то что судебно-медицинским экспертом, но даже врачом. Сначала он хотел быть космонавтом. Вполне серьёзно. И даже готовился. В смысле физического развития и общей подготовки. Рита Бензопила скептически усмехалась, а Алексей Всеволодович Северный коварно нашёптывал, что «космонавт» – это не профессия и даже не ремесло, а место приложения себя. И что в том самом космосе и около него врачи-космонавты не менее важны, чем космонавты-инженеры и лётчики-космонавты.
Так что в положенное время Всеволод Северный с первого захода поступил в первый Московский медицинский институт имени Сеченова. Кто-то шептал про папу, другие – вспоминали, что у Севы золотая медаль и, что важнее, – быстрый ум и отличная память.
Как-то, возвращаясь поздним вечером домой, студент Северный крепко получил по голове. По всяким прочим органам тоже, но по голове – сильнее всего. Группка пьяных переростков попросила у него сначала закурить, затем последовательно – часы, кожаную куртку и золотую цепочку – подарок Риты Бензопилы. Если в протянутой кому бы то ни было зажигалке Всеволод – тогда ещё не слишком часто Алексеевич – не видел ничего дурного, то часы, кожаную куртку и цепочку справедливо полагал своей собственностью и расставаться за здорово живёшь с ними не собирался. И вовсе не от жадности, а скорее из нелюбви к необоснованным требованиям, выдвинутым к тому же наглым образом. Мирные переговоры ни к чему не привели – и взбудораженные хмелем подросшие люмпены набросились на парня со всякими неспортивными приспособлениями наперевес. Здорово измолотив его, они присвоили-таки и его куртку, и его часы, и, конечно же, золотую цепочку. И даже пачку сигарет с зажигалкой. И, зачем-то ещё его попинав – есть у иных представителей рода человеческого такая потребность: пинать истекающее кровью тело, – скрылись. Севу обнаружила какая-то старушенция, вышедшая в неурочное время прогулять свою болонку. Спасибо болонке, переевшей на ночь плавленых сырков «Дружба». То есть сперва Северного обнаружила болонка. После посещения ближайшего подходящего места стало значительно легче жить – и она решила поделиться этой новостью с невдалеке лежащим молодым человеком. Молодой человек на её дружелюбные облизывания никак не реагировал, и болонка, несколько даже обидевшись, разразилась возмущённым лаем. На лай присеменила старушка и молодецкими, неожиданно бодрыми для её почтенного возраста криками, отчего-то содержащими сентенции: «Помогите!!! Убивают!!!» – материализовала из пространства наряд молоденьких милиционеров. А те уже вызвали «Скорую». Всеволод Северный остался без селезёнки, а когда пришёл в себя, то некоторое время путал лево и право, верх и низ, так что ему даже на год пришлось взять академический отпуск. Усилиями невропатологов и собственной воли он вернулся в норму. Хотя до сих пор полагал, что самая значительная заслуга в этом принадлежит Рите Бензопиле. В ответ на приговор врачей о поражениях некоторых зон мозга и вдребезги расстроенного мозжечка у её сына она выдала такой визг, такой проявленный дельфиний ультразвук, завершившийся таким фонтанирующим сквернословием, что… Слышать такое всю оставшуюся жизнь ему не хотелось. К тому же что это за врач, который путает верх с низом? Уже бог с ними, с право и лево.
Но самое удивительное не это. Самое удивительное, что стайку шакалов нашли. Один из молодых милиционеров-лимитчиков из наряда осмотрел место преступления. Не иначе детективов начитался. И нашёл кастет. На кастете нашли отпечатки пальцев. Отпечатки оказались в картотеке. По месту проживания «учётного» парнишки восемнадцати годов от роду обнаружили кожаную куртку Всеволода Северного. Ну а там и всех остальных подтянули. Судили. Посадили. Хотя до этого случая Сева полагал, что преступников находят только в кино и в книгах. А в жизни – не находят никогда.
Он тогда даже с этим парнишкой – с милиционером, разумеется, а не с преступником – подружился. И никак не мог понять, почему одного в восемнадцать тянет в ночь с кастетом, а другого – почти такого же, всего на пару лет старше! – в милиционеры. Причём у первого, восемнадцатилетнего, всё, что называется, в шоколаде. И мама, и папа приличные, в сыне души не чают, любой вуз, выбирай на вкус. А он – за кастет. У второго же – только мама, и та где-то далеко и пьёт, он бы и рад учиться, очень в медицинский хотел, да только как туда поступишь? Пробовал, конечно, но провалился…
56 
