Особенно,... 
75 
«Какая разница? – думает Автор. – Нас не существует по отдельности. Мы – воплощённый миф о половинках, с той только разницей, что мы не легенда, а обычные живые люди. И наша большая красивая собака каждый вечер сидит с нами у мангала и смотрит в огонь, склонив голову набок. И носом закидывает наши руки к себе на большую красивую голову. И подставляет нам свою заветную собачью полоску – между глаз и по носу, – чтобы мы провели по ней нашими пальцами».
Ни Папа, ни большая красивая сука ни о чём таком не думают. В отличие от Автора, существующего на стыках чувственного и ментального, бессловесного и вербального, и бог знает каких ещё миров, перекидывая хлипкие мостики между, эти сущности живут иными категориями. Теми, к которым Автор лишь стремится. Теми, которые забыты Автором где-то там, где не было ни причины, ни логики. Там, где мир входил в душу и разум ребёнка прямо, минуя поиск механизмов, не обращая внимания на следствия. Там, где не надо «включаться», потому что весь мир – прямой эфир. Где метафизика – не красивое, загадочное, малопонятное всего лишь слово, а способ существования квантов бытия.
Автор не будет слишком поступаться своим же собственным реверсивным авторским стилем написания этой повести, тем более именно сейчас самое время погрузить уважаемых читателей в ещё одну бездну вселенной пространства авторских воспоминаний.
Как-то раз сентябрьским вечером будущий Автор сидела на берегу своего самого синего в мире Чёрного моря и раздумывала над тем, как же всё-таки удалось утопиться Мартину Идену. Ведь он бывалый моряк. Джек Лондон, надо отдать ему должное, несколько финальных абзацев пытался быть правдоподобным, но, видимо, и без помощи Станиславского сам себе не верил. Потому что тоже бывалый моряк. Бывалый моряк как никто другой понимает, что это небывало для бывалого моряка – намеренно утопиться. Отравиться – сколько угодно, да только морфия в свободной продаже нет, да и денег, в отличие от разбогатевшего Джека Лондона, признаться, тоже. Застрелиться, как Папа Хэм? Ещё проблематичнее – ни табельного, ни охотничьего, ни какого другого оружия у будущего Автора под рукой не было. Также ванны, наполненной горячей водой для красивого вскрытия вен, и цикуты для верности. Потому собственной ванной у тогда ещё не Автора не было, а резать вены в ванной, в которую в любой момент могут постучать и спросить: «Ты скоро?» – нелепо. «Я уже почистила зубы, но ещё не закончила вскрывать себе вены. Ещё минуточку!» Не говоря уже о том, что во влажном родном городе будущего Автора всегда был недостаток важный «…чего б вы думали? воды…».[86] Особенно горячей. А цикута – это вообще откуда-то из Сократа. Несчастные люди эти философы. Взять хотя бы Платона – его друзьям была дороже истина. Вешаться – фи! Во-первых, будущий Автор никогда не писала женских стихов, чтобы закончить в петле. А во-вторых, всегда отлично училась, даже на цикле судебной медицины, и помнила, как это не только некрасиво, но ещё и чревато. Если мгновенного перелома шейных позвонков не наступит, то смерть от удушения будет долга и мучительна – вечна. Вот так сидела будущий Автор у кромки прибоя и грустила, как грустят время от времени все юные создания женского пола, успевшие понять, что воды времени конечны, смерть – это с самыми близкими, сон – не всегда отдых, а также успевшие: разочароваться в мужчинах, поверить в то, что любовь – это всего лишь красивое слово, а форма существования белковых тел полна ненавистью, страстью, хитростью, жадностью, целесообразностью, взаиморасчётами, разумным планированием и словами-погремушками. Грустила о том, что взаимодействие форм существования белковых тел наполнено чем угодно, кроме любви. И не то чтобы будущий Автор имела серьёзные суицидальные намерения – всё-таки она, несмотря ни на что, культивировала своё здоровое физическое тело, в котором, как вам известно, нездоровый дух не уживается. Но вода манила и манила её. В голове всплывали знакомые с детства слова «бездна», «вселенная», почему-то «похоронка», «персик», «фунтик» и много других. Всплывали, всплывали и… тонули, быстро уставая от собственных значений. «Вот так и в море, в бездне вселенной доступной всем солёной воды, если долго-долго плыть, устанешь от собственного значения и, наконец, освободишься от слов, от ненависти, от страсти, от хитрости и жадности, от целесообразности, взаиморасчётов и разумного планирования, – думала будущий Автор. – И тело покинут мысли. Прекратится бессмысленный внутренний монолог, и ты сперва станешь просто частью кислотно-основного состояния окружающей среды, а после – свободно покинешь её пределы без паспортов, виз и таможенных досмотров. Покинешь среду для череды следующих состояний, оставив ей лишь оболочку своего белкового существования. Станешь квантом бытия. Зелёным абрикосом. Идеальным шариком вечно-белой пломбирной мерзлоты…»
75 
