48 
Тут им и хана.
Замечательный план. Как раз в скандинавском стиле. Возражать – бессмысленно. И так уже мой братец Медвежонок косится на меня подозрительно: а не прилетело ли тебе в бою, Ульф, чем-то тяжелым по головенке, если ты возражаешь против такого разумного, эффектного, а главное, выгодного плана старшего товарища?
Я плюнул и согласился.
Шевалье пообещал показать дорогу. Справедливо. Он перед нами – в долгу. К тому же – человек благородной крови. А что может быть благороднее мести?
Оставив трупы и спасенное семейство на попечение Медвежонка, мы с Тьёрви вернулись к нашим спутникам.
Как и ожидалось, план хёвдинга был принят на «ура».
Затем я, с помощью Вихорька, переговорил с падре. Пояснил монаху, что мы недавно пресекли разбойное нападение на честных христиан и намерены нанести визит главному злодею, дабы наказать его по заслугам. От падре требуется помалкивать о том, что мы – норманы. И ни во что не вмешиваться. А лучше вообще принять обет молчания, чтоб ненароком не сболтнуть лишнего.
Падре выслушал меня и моего переводчика, затем сообщил с неизменным достоинством, что он – слуга Господа. Потому болтать вообще не склонен. После того поругания христианских ценностей, коему монах был недавно свидетелем, он более не сомневается, что мы все ниспосланы Франции свыше. Как наказание за грехи. Поэтому нет необходимости оставлять его в лесу (альтернатива, предложенная мной вместо молчания), а если его убьют в процессе наказания зла (об этом я тоже упомянул), то на все воля Божья. Но лично он думает, что не убьют, потому что у него есть миссия. И вообще было бы лучше, если бы я звал его не монах, а отец Бернар.
Я согласился. И сделал зарубку в памяти: уточнить, что это еще за миссия у моего падре.
Но – позже. Потому что время не ждет. План Тьёрви может сработать только под покровом ночи. На свету даже страдающий острой формой трахомы не спутает викинга с франком.
Глава тринадцатая, в которой Ульф Черноголовый проверяет на прочность баронскую сталь
Замок барона не отличался изысканностью. Четырехугольная выгородка на бугре, который даже человек с фантазией не назвал бы холмом. Донжон высокий, но всё равно смахивает на каменный сарай-переросток…
После городских стен Тура такое не впечатляет. Но с точки зрения функциональности – всё путем. Взять штурмом такую хрень без вспомогательного снаряжения не так-то просто. Особенно при численном соотношении один к четырем в пользу защитников.
Но брать его штурмом мы не собирались.
Могучий удар обухом секиры в дубовую калитку.
– Открывайте, бездельники!
Голос Тьёрви звучал глухо и невнятно, но суть требования была интуитивно понятна.
Сверху поинтересовались, кого принес нечистый?
В ответ Тьёрви ругнулся, а Скиди (ему пришелся по размеру прикид одного из покойных псов барона) поднес факел к перепуганному личику нашего спасенного. Попутно подсветив меня и Мышелова. Но аккуратно. Чтобы лица «в кадр» не попали. Шмотки-то на нас – с баронских людишек, а вот личики совсем другие.
Наверху признали пленного. Обрадовались. Быстро, быстро залопотали по-французски… Минута – ворота начали отворяться.
Мы не торопились. Было желательно войти всем сразу. Еще двадцать секунд… Ага! Комиссия по встрече уже выстроилась. Пяток франков в неполной боевой… Беспечность наказуема.
Я плавно извлекаю из ножен Вдоводел. На левой руке у меня кулачный щит с медным умбоном и медной же оковкой по краю. Трофей. Вообще-то я предпочитаю клинковое оружие, однако в темноте и тесноте такой девайс – самое то.
– Ver thik, her ek kom!!![7] – разом взревели норманские глотки. «Кто не спрятался, я не виноват!»
И началась мясня.
Не следует думать, что мы действовали хаотически. Роли были распределены заранее. Стражу у ворот сносим вместе. Потом отборная боевая группа (Тьёрви, Медвежонок и я) врывается в донжон и гасит всех, кроме главаря. Последний нужен для оперативного сбора информации по местонахождению домашних сейфов. Стюрмир с молодняком тем временем зачищает двор и дисциплинирует челядь и сервов.
На моем пути – франк. Замахивается копьем… Резкое сокращение дистанции. Вдоводел легко, на проходе, вскрывает трахею. Хлещет кровь. Но уже за моей спиной. Я, на том же рывке, прикладываю рукоятью в лобешник остолбеневшего сопляка, который (повезло пацану) так обалдел, что даже к оружию не потянулся, и мчусь, петляя между брошенных посреди двора сельскохозяйственных орудий, ко входу в донжон. Что интересно – вход сразу на второй этаж. По деревянной лестнице. Удобная система. Достаточно сжечь лестницу – и донжон неприступен. Окон на первом уровне тоже нет.
48 
