И всегда норовит хапнуть сверх положенного. Но дело знает. Я ему скажу, что ты – мой друг, и тебя он утеснять не станет. Не в командирах дело. Командиры у тебя хорошие. А вот солдаты… Я сказал: мы сделали солдат из всех этих дерьмовых землепашцев. Но немножко дерьма осталось. Вот его-то тебе и отдал Фракиец. Самую скверную кентурию. Самую позорную. Эти… – Тут Плавт в третий раз за последние полчаса разразился потоком ругательств.
– Слушай, говори ты толком! – потребовал озадаченный подполковник. – Они что, друг с другом совокупляются? Или проказой больны?
– Хуже, друг мой! Намного хуже, – Плавт остановился, одарил Черепанова мрачным взглядом и отчеканил: – В этой кентурии, в твоей кентурии, Череп, все – трусы. Все как один.
– Да? – Геннадий поглядел на друга. – Ну-ка поясни.
Плавт подумал немного, потом сказал:
– Поясню. Но не на ходу. Пошли-ка возьмем кувшинчик. Такое всухую рассказывать – горло заболит.
Они свернули с Виа принципалис, одной из главных «улиц» лагеря, куда-то на задворки. Там, на задворках, Плавт отыскал палатку какого-то местного интенданта, у которого и разжился необходимым кувшинчиком, которому больше подошло бы наименование «бочонок», двумя деревянными кружками и запасом соленых оливок.
Здесь же, поблизости, нашлась пара подходящих пеньков.
Гонорий промочил горло и приступил к рассказу.
Выяснилось следующее. Полгода назад, незадолго до посольской миссии Плавта, банда германцев числом до тысячи человек пересекла реку и вторглась на территорию провинции Норик. Их почти сразу обнаружили, и Максимин послал разобраться с налетчиками три полные когорты: две пешие и одну конную. Хватило бы и одной когорты ветеранов, но командующий воспользовался случаем, чтобы «обстрелять», или, как здесь выражались, «обмять», в бою свеженабранных легионеров прошлогоднего призыва, которые уже прошли строевую подготовку и выучились основным приемам, но еще ни разу не бывали в настоящем бою.
С точки зрения Максимина, шайка конных варваров в тысячу копий – самое то для такого дела.
Руководил рейдом командир второй кентурии первой когорты кентурион-принцепс Сервий Феррат. Но себе он оставил конницу, а командование над пехотой отдал (по распоряжению Максимина) одному из молодых трибунов.
Маршрут движения варваров был просчитан заранее. Поэтому место для сражения тоже было определено заранее. Стратегически удобное для римлян.
Пехоту построили фалангой в виду противника, между двумя холмами. Конница укрылась за одним из холмов, чтобы в решающий момент ударить во фланг. Ничего особенного, обычная практика.
Пехота должна была принять на себя главный удар. Длинные копья фалангистов вполне подходили, чтобы остановить беспорядочную лобовую атаку алеманнской конницы. У фаланги, пояснил Плавт, самое слабое место – это фланги. Но в данном случае фланги были защищены возвышенностями, на которых к тому же были размещены карабаллисты [93] . В общем, ничего особенного. Если не считать того, что в первой линии, в первых трех шеренгах фаланги, стояли не опытные воины, а необстрелянные салаги. Но их туда и поставили опыта набираться. Тоже обычная практика. Задача пехоты – удержать позицию. Вот и все. Но на сей раз идея не сработала. Вернее, сработала частично. Почти все новобранцы приняли удар. И только одна кентурия, в то время еще не шестая, а вторая, та, на которую было нацелено острие варварского удара, позорно бежала. В полном составе. Причем еще до того, как конница варваров врезалась в ее ряды. А поскольку главной силой фаланги является ее монолитность, то стойкость остальных легионеров уже не имела значения. Общая прочность цепи, как известно, определяется крепостью самого слабого звена.
Линия обороны была прорвана, и началась колбасня. Правда, подоспевшая конница сумела отбросить варваров и спасти пехоту. Но в целом битву можно было считать проигранной. Варвары-алеманны, которых должны были вырезать под корень, ушли с незначительными потерями – грабить дальше. И в конечном итоге смылись обратно с приличной добычей, что было вдвойне неприятно, так как подобный результат стимулирует к новым нападениям. И состоящая в основном из салаг римская пехота, которая при правильном ведении боя должна была потерять убитыми и ранеными не больше десяти процентов личного состава, в условиях неорганизованного боя оказалась совершенно беспомощна и понесла значительные потери. И тяжелая конница тоже потеряла многих, потому что вынуждена была атаковать с неудачной позиции.