Честно говоря, я даже не представлял себе, на кого рассчитана вся эта «липа». Неужели никто не обратит внимания, что в документе почти трехсотлетней давности вклеены совершенно современные цветные фотографии, сделанные, как мне ночью объяснил Эрих, фотоаппаратом «Полароид»?..
А может быть, я чего-то не понял? Или чего-то не знал? Вполне вероятно, что раз царь Петр был «Великим», он запросто мог быть и первооткрывателем русской цветной фотографии.
Однако наша ночная поддача с Эрихом имела и свои положительные стороны. Не говоря уже об очевидном — возвращении Эриху полной уверенности в психической полноценности, — мы с ним успели этой ночью договориться и еще кое о чем..
Ну, во-первых, я взял с него слово держать язык за зубами! Ни Хельга, ни Руджеро Манфреди о нашем с Эрихом Контакте знать не должны. Если же между ними возникнут какие-то споры в отношении решения моей судьбы, я всегда буду рядом и мысленно смогу помочь Эриху сделать так, как это нужно ему и мне.
А мне, как известно, было необходимо лишь одно — как можно быстрее попасть в Петербург. Для этого был нужен состоятельный, независимый и решительный Клиент, со склонностью к перемене мест, любовью к разным женщинам, грехам и непредсказуемым поступкам. Эрих заявил, что в ОДНОМ НЕМЦЕ такого созвездия черт характера нам никогда не найти! Пара таких черточек сидит буквально в каждом, но девяносто девять процентов сами успешно подавляют в себе эти черты, а если и проявляют их изредка, то лишь по пьянке или во время отпуска вне родной Германии.
Тут нужен очень, очень, очень богатый...
Эрих долго не мог найти подходящего слова, а такого определения, как «распиздяй», которым зачастую пользуется Шура Плоткин, в немецком языке отродясь не было.
Поэтому Эрих сказал: «...очень, очень богатый несерьезный свободный человек». Желательно с родовыми аристократическими корнями. Тогда ему сам черт не брат! Ибо в Германии это жутко ценится.
Но у него, у Эриха-Готфрида Шрёдера, на таких людей «выхода» нет. У него, конечно, есть парочка интеллигентных знакомых, которые время от времени совершают разные необдуманные поступки, но это совсем не то, что мне нужно.
Люди, о которых говорил я, — это совершенно другой слой общества! Это — небожители, и рядовой немец никогда с ними не соприкасается.
— А вероятность случая равна — ноль, ноль, ноль черт знает какой доли процента... — заплетающимся языком с трудом выговорил Эрих. — Тут ты, Мартин, должен сам понять»...
* * *
После нашей разгульной ночи в доме Шрёдеров стали происходить кое-какие изменения. Внешне не очень заметные, но достаточно ощутимые внутренне.
Наиболее ярким внешним нарушением привычного домашнего уклада было мое переселение из подвальной клетки в гостиную и комнату Эриха.
Сам Эрих, обретя во мне союзника и партнера, неожиданно почувствовал себя Хозяином дома и Главой предприятия.
Он недвусмысленно дал это понять Хельге и Руджеро Манфреди, самым естественным образом проложив между собой и ними некий барьер, четко разделяющий их положения.
Растерянные и потрясенные таким крутым поворотом, Хельга и Руджеро нашли единственно верный выход из создавшейся ситуации — они еще теснее сплотили свои ряды и сблизились настолько, что их женитьба, откладывавшаяся уже несколько лет по целому ряду социально-экономических причин, стала вполне осязаемым ближайшим будущим.
Трахаться они стали не только днем, насмотревшись на мою «предпродажную подготовку» их Кошек, но и ночью, когда я уже к этому не имел никакого отношения. Что лишний раз говорило об их возросшей близости и неотвратимости ремонта не только отопительной системы, но и всего ветхого дома. Ибо слышимость была фантастической!
Кстати, именно эта слышимость, помноженная на вновь обретенную уверенность в себе, плюс моя всесторонняя поддержка и возможность поделиться со мной всем тем, что должно быть сокрыто от глаз и ушей Людских, подвигнули Эриха-Готфрида Шрёдера — доброго и скромного жулика Кошколова с незаконченным высшим ветеринарным образованием — на целый ряд житейских открытий.
Во-первых, Эрих понял, что трахаться минимум пять раз в неделю гораздо лучше, чем максимум один раз в две недели.
Во-вторых, я привел ему на память любимую цитату Шуры Плоткина из Публия Сира, одного жутко древнеримского поэта: «Где нет разнообразия — нет и удовольствия».
Эриху это так понравилось, что, кроме своей постоянной дамы сердца, дочки владельца магазина подержанных автомобилей «хонда», он тут же завел себе кельнершу из «Виннервальда» — это такая куриная закусочная, и кассиршу из оттобрунновского плавательного бассейна «Халленбад».