Особенно,... 
90 
Старик увидел меня, по-детски всплеснул руками и воскликнул:
— Какой прекрасный экземпляр!.. Какой экземпляр!
И, весело разглядывая меня выцветшими от старости голубыми глазками, вдруг неожиданно добавил по русски:
— Ну и Кыся!.. Ай да Кыся!..
Тут я жутко зауважал этого нелепого, суетливого старого живчика в шляпке с султанчиком!
Хельга вчера как раз много о нем рассказывала...
Ведь больше пятидесяти лет человек не был в России. Онемечился вплоть до баварского костюмчика, который сидел на нем в десять раз лучше, чем на многих настоящих баварцах. Я их в «Биргартене» Английского парка навидался!..
За полжизни отсидок старик изучил пять иностранных языков в тюремных камерах чуть ли не всей Европы. По-немецки говорил, как доктор филологии Мюнхенского университета!.. И ходил старик не в немецкую кирху грехи свои замаливать, а в православную русскую церковь. И жены были все русские! И своей последней женой — толстухой из города Кимры (кто-нибудь помнит, где это?..) — гордился самым трогательным образом. Ее молодостью, в сравнении с его возрастом, ее прошлой секретарской деятельностью в родной когда-то коммунистической партии, от которой он и улепетнул на Запад еще полстолетия тому назад...
И за эти полвека не растерял русский язык. Не поднимал глазки к небу, вроде наших Котов-эмигрантов, не спрашивал фальшивым голоском: «Как это называется по-русски?..» А наоборот, назвал меня, как говорил Шура Плоткин, «самым что ни есть исконно-посконным» российским словом — «КЫСЯ». Не «КИСА», а именно «КЫСЯ», сознательно сделав в этом слове фонетическую ошибку!
Очень мне это в старике понравилось!
— Сейчас сделаем три фото, — сказал старик. — Два, как в уголовной карточке — в профиль и анфас, для русских документов, и еще одно фото — для рекламы. Тут нужно, чтобы ваша Кыся выглядела посвирепее; с прижатыми ушами, раскрытой пастью, клыки — напоказ... Ну и так далее.
Он рысцой смотался к своей машине и приволок оттуда фотоаппарат. Я такой в жизни не видел. У нас с Шурой в Петербурге был совершенно другой.
Старик подошел ко мне совсем близко, нацелился на меня аппаратом и нажал кнопку. Послышалось легкое жужжание, и прямо на меня стал выползать бумажный квадратик.
— Раз! — сказал старик, перехватил квадратик, передал его Хельге и спросил у Эриха: — Кто из вас с ним наиболее близко контактирует?
Эрих растерянно посмотрел на меня, попытался открыть было рот, но его опередил Руджеро Манфреди:
— В основном, конечно, фрау Шрёдер. А что?
— Фрау Шрёдер, не могли бы вы попросить вашего котика сесть? — спросил старик. — А я бы его снял в профиль...
«Надо же все так усложнить?!» — подумал я и тут же сел, повернувшись к старику в профиль.
Мало меня Шура фотографировал!.. А то я не знаю, как себя вести перед камерой!
Эрих Шрёдер разволновался и стал заглядывать всем в глаза, словно хотел сказать: «А я вам что говорил?!»
Хельга и Руджеро испуганно переглянулись.
— Грандиозный кот! — по-русски пробормотал старик и сделал снимок моего профиля.
Из аппарата снова полез темный бумажный квадрат. Я присмотрелся к первому квадрату в руке у Хельги и увидел очень хорошую цветную фотографию собственной морды.
Вот это аппаратик! Нам бы с Шурой такой... Чтобы не мудохаться с проявкой пленки, увеличителем, сушкой — словом, со всем тем, с чем обычно возится Шура, устраивая дикий бардак в ванной и кухне. Можно, конечно, отдавать пленку в лабораторию, но, как говорит Мой Плоткин, «тут никаких штанов не хватит...».
— Ну а теперь главный снимок — для рекламы! — торжественно сказал старик. — Фрау Шрёдер, вы не могли бы попросить вашего Кысю оскалиться? Причем пострашнее.
— Как вы это себе представляете? — рассмеялась Хельга. — Я должна ему промяукать что-то оскорбительное? Или промурлыкать какую-нибудь гадость, чтобы он вышел из себя?..
— Надо в него просто ткнуть палкой! — тупо предложил Руджеро Манфреди.
«Еще чего! Только попробуй, болван итальянский!..» — подумал я и показал Манфреди, что может с ним произойти, если он ткнет в меня палкой.
Причем я не сделал ничего особенного. Я только раскрыл пасть, сказал это свое «Кх-х-хааа!!!», дал возможность этому идиоту взглянуть на мои клыки и припал к земле, словно собирался прыгнуть и вцепиться ему в глотку.
Манфреди в испуге отпрянул. Старик же страшно обрадовался и завопил на весь сад:
— Вот! Вот именно так!.. Ах, если бы можно было это повторить еще разок... И в мою сторону!..
90 
