Особенно,... 
72 
Единственная, проблема состояла в том, что ей приходилось туго перебинтовывать грудь. А еще ее существование омрачала постоянная холодность Йена, но с этим ей оставалось лишь смириться. Сколько раз девушке хотелось, забыв обо всем, отдаться взаимной страсти, но она понимала, что это будет ошибкой, о которой ей потом придется жалеть всю жизнь. Для Йена она была девицей легкого поведения, и все влечение, которое он испытывал к ней, сводилось к чисто сексуальному моменту, а отдаться мужчине, который не видел в ней ее настоящей личности, Эсме никогда не смогла бы. К тому же посол вряд ли сделал бы ее своей женой, в лучшем случае она могла рассчитывать на роль содержанки.
Тем не менее, Эсме чувствовала, что с каждым днем противостоять искушению ей становилось все труднее. Вот и сейчас она рассеянно смотрела на воду реки, словно пытаясь прочитать на ее глади ответ на вопрос, как долго ей удастся выдержать эту пытку.
Эсме, возможно, очень удивилась бы, узнав, что бесстрастное отношение к ней посла тоже своего рода маска. Сидя за чаем, он то и дело бросал взгляды в ее сторону, пытаясь понять, что общего может быть между юной авантюристкой и почтенным священником. «И что она только нашла в этом Тэйлоре? – думал Йен. – Скорее всего, просто хочет втереться к нему в доверие, чтобы использовать его для каких-то очередных махинаций… Неужели Тэйлор знает, кто она на самом деле такая? Нет, вряд ли, иначе он не был бы так ласков с нею…»
Потянувшись за бутылкой, Йен налил себе изрядную порцию виски.
«Кажется, наша красотка отнюдь не собирается грустить из-за того, что ей приходится разыгрывать из себя Лека! – подумал он. – Более того – она пытается извлечь из своего положения как можно больше выгоды… Что ж, к чести ее, надо сказать, что со своей ролью девчонка справляется неплохо!»
Как ни удивительно, но именно это почему-то больше всего раздражало Йена. Раньше он был уверен, что Эсме не хватит ума продумать все мелочи и рано или поздно у нее неизбежно случится какой-нибудь прокол; но время шло, а никто, кроме него, по-прежнему даже не подозревал, что мальчишка-переводчик на самом деле совсем не тот, за кого себя выдает. И еще Йена бесила та выдержка, которую проявляла Эсме в его присутствии. После того бурного разговора, когда они заключили сделку, Эсме держалась с ним как с посторонним, хотя Йен готов был поклясться, что на самом деле она отнюдь не так равнодушна к нему, как пытается показать. Эсме просила его не прикасаться к ней, и. он держал свое слово, хотя это требовало от него невероятных усилий; ей же это, очевидно, доставляло садистское удовольствие. И все же он должен был держаться. Держаться потому, что переводчик ему нужен, а выбора у него нет. Впрочем, в глубине души Йен понимал, что вовсе не это заставляет его принимать условия игры. Как часто, склонившись над своими бумагами или сидя вечером за чаем, он ловил себя на том, что с нетерпением ожидает утра, чтобы снова оказаться с Эсме в каюте и слушать ее повествование о сиамских обычаях…
Йен понимал, что девушка по-прежнему надеется после прибытия в Чингмэй исчезнуть из его жизни, – какой-то частью своего существа он и сам хотел этого… Сдать бы ее в консульство, чтобы больше не связываться с этой пташкой, и пусть возвращается Бангкок. Тогда он сможет раз и навсегда вычеркнуть ее из своего сердца…
Так говорил Йену его разум; но сердце упрямо твердило другое.
– Черт побери, Эсме, я не перестаю тебе удивляться! Твоим историям нет конца! Интересно, откуда ты столько знаешь о Сиаме?
Как и все предшествующие дни, утром они сидели в каюте посла, обсуждая сиамские обычаи.
– Честно говоря, все мои познания идут от отца. Много лет назад, приехав в Сиам, чтобы учить местных детей, он решил, что должен узнать как можно больше о стране, в которой ему предстояло жить и работать. О Сиаме написано не так уж много, поэтому большую часть сведений ему пришлось раздобывать, непосредственно общаясь с сиамцами. Иногда в «походы за знаниями» он брал с собой и меня…
– И твоя мать разрешала ему это делать?
– А почему бы нет? – Эсме помолчала, вспоминая те далекие времена. – Она считала, что чем больше я знаю о мире, тем лучше.
– Должно быть, твоя мать была очень необычной женщиной!
– Можно сказать и так. – В голосе Эсме сквозила какая-то тихая, торжественная грусть. – Казалось, она спешила жить, спешила узнать о мире как можно больше, словно чувствовала, что судьбой ей отмерено не так уж много лет. Своей жаждой жизни она заражала всех, кто знал ее и любил. Кроме того, она была самой красивой и самой доброй женщиной из тех, кого я когда-либо знала.
72 
