«Хорошо хоть лето,– подумал Духарев.– Тепло».
И едва не вступил в теплую навозную кучу. Выругался. Проходившая мимо женщина звонко рассмеялась. Духарев глянул на нее мрачно, и она засмеялась еще громче. Крепкая бабенка, щеки – как яблоки, грудь… хм-м… в общем, не маленькая. Тут Духарев вспомнил, как срубили голову мужику, и быстренько отвернулся. Может, за разглядывание чужих женщин тоже полагается что-то нехорошее?
Рынок был самый натуральный. Местный народец торговал всякой всячиной. Жратвой, барахлом, живностью.
Серега двинул между рядов. Торгаши им особо не интересовались. Он уже понял, что по местным понятиям вид у него не шибко крутой. Безденежный вид, одним словом.
– Молодец добрый, красивый, скушай калачик!
Тетка, поперек себя шире, в высокой, обшитой бисером шапке и металлических висюльках на непомерной груди, протягивала ему витую булку.
Серега сглотнул слюну. Угощение сердобольных попутчиков уже давно переварилось.
– Сколько? – спросил он.
– Грошик, молодец! Ах какой калачик! Нынче они мне особо удались!
Серега порылся в кармане, нашарил российский рупь:
– Пойдет?
Тетка оглядела монету.
– Это где ж такие красивые чеканят? – удивилась она.– Конечно, сгодится, молодец! Кушай на здоровье! – Тетка сунула Сереге калач и потопала вперевалочку, но быстро-быстро.
– «Переплатил»,– подумал Серега и вгрызся в булку.
Булка оказалась пресноватой, хотя вполне съедобной. На вид и запах лучше, чем на вкус.
Серега брел между рядами, приглядываясь. Торговали тряпьем, довольно тусклым, какими-то железками. А вот кожа была хороша! И меха. Похоже, сплошь натуральные. В холщовых мешках возились поросята. Мемекала привязанная к колышку коза.
Целый ряд занимали торговцы овощами. Капуста, репка, морковь.
«А картоха где?» – подумал Серега.
Может, неурожай у них тут? Сомнительно.
Морды у всех – что у торгашей, что у покупателей – как на подбор: гладкие, румяные, народ почти сплошь блондинистый. И ни одной «кавказской» физиономии.
«Куда ж я все-таки попал?» – опять вылезла загнанная было в подкорку мысль.
«Цыть!» – прикрикнул на нее Серега, и мысль убралась обратно в подсознание.
– А ну кто смелый да не боязливый! – раздался звонкий крик.– А ну кто – попытать силушку богатырскую!
Серега обернулся на голос, подошел поближе.
На свободном месте образовался кружок из любопытствующих аборигенов.
Посреди кружка топтался босой детина в серой подпоясанной шнуром рубахе с засученными рукавами. Чуть подальше стояла палатка, а у палатки колотил в бубен тощий парнишка. Он и кричал.
Детина топтался в пыли, тряс связанными в хвост волосами, густой бородищей, охлопывал себя по бедрам. Шея детины наводила на мысль об африканских буйволах. Толстая и грязная.
– Кто Сычка-силачка осилит, тому денег пять кун да котел медный! – надрывался тощий парнишка.– Выходи, не боись, силушке молодецкой удивись!
Серега присмотрелся к «силачку». Детина был примерно его веса, чуток поприземистей. Зато лапы – как совковые лопаты.
Местный народец обступил борцовский пятачок, но Серега, с высоты своего роста, мог без проблем озирать окрестности. Среди зрителей обнаружилось несколько вполне привлекательных девичьих мордашек. Особенно одна Духареву приглянулась: черненькая, шейка тоненькая, глазенки – как спелые турецкие сливы. Этакий темный ирис среди местных пышных георгинов.
Зазывала опять разразился воплями. Голос у него был зычный и довольно противный.
Еще утром Серега, из лихости, может, и вылез бы на пятачок, похвалился удалью. Но здешние крутые ребята успели научить его скромности. Если этот бычара окажется так же ловок, как белоголовый Мороз, Духареву опять придется жрать пыль. По новой опозориться не хотелось. Тем более на виду у черноглазки.
Между тем на утоптанный пятачок выбрался соискатель, крепкий мужик в черной рубахе. Отстегнул пояс с ножом, стащил сапоги, закатал рукава, плюнул на ладони…
Сошлись. Без особой ловкости: сгребли друг дружку, потискали, детина изловчился, напрягся, сдавил противника, хакнул и шваркнул оземь. Мужик в черной рубахе плюхнулся всей спиной, как опрокинутая тумбочка, но поднялся сам, кряхтя, застегнул пояс, забрал сапоги и свалил. Застеснялся, должно быть.
Победитель, бахвалясь, напрягал мускулы, тряс волосатыми кулачищами.