Глава двенадцатая, в которой кулачные навыки Сереги Духарева получают заслуженное признание

Рана Сереги оказалась пустяковой, но крови он потерял много. В общем, по собственной глупости. Надо было сразу жгут наложить и перевязать, а Духарев ограничился снегом, да еще взялся помогать Сладе обрабатывать раненых… В общем, пока она сама не увидела, что у Сереги штанина мокнет от крови…

Легкие ранения, кроме Духарева, получили трое. Устах, Теша и кривич из челядников, которому отсекли пол-уха. Еще один кривич пострадал серьезнее: лишился руки. Погибли четверо. Серега считал: повезло. Он помнил, как его последний противник, нурман с топором, в считанные мгновения расправился с тремя. Горазд и Драй вдвоем завалили одного нурмана, самого молодого, а потом – вместе с Устахом – еще одного, последнего. Можно сказать: едва-едва одолели. Да и то лишь потому, что нурманы в самом начале схватки потеряли троих. Теперь Серега полагал, что понимает, отчего Горазд и остальные так не хотели начинать драку.

Однако очень скоро выяснилось, что понимать-то он понимает, но не до конца.

Серегину рану Слада зашила, прилепила сверху нашлепку из мха, забинтовала туго и отправилась помогать другим, оставив суженого отдыхать на бревнышке. Помощь пострадавшим оказывалась примерно такая же, как и Духареву. Зашить-перевязать. Малоприятная процедура, учитывая отсутствие обезболивающего. Особенно круто обошлись с потерявшим кисть – прижгли культю раскаленным железом. А парня, которому нурман вспорол живот, даже и лечить не стали, просто перерезали горло. Ясно, что не жилец.

Убитых сложили вместе: своих и врагов. Горазд отправил челядников рубить лесины: мертвых следовало как можно скорее предать огню, чтобы их призраки не докучали живым. Теша, правда, хотел, чтобы убитых нурманов не сожгли, а зарыли в землю. В отместку за убитого друга, Зубка. Но остальные сочли это слишком жестоким. Одно дело – надругаться над телом, другое – над духом. Тем более что закопанный в землю дух рано или поздно вырвется и начнет мстить. Нет уж, пусть летят нурмановы духи в свою Валхаллу, изольют там брагу забвения и не вспоминают более о своих земных убийцах.

Все вокруг суетились, складывали костер, обдирали убитых врагов, собирали в дорогу своих мертвых… Все трудились, даже легкораненные, только Духарев сидел один-одинешенек, голову повесив, прислушивался к боли в ноге и предавался грустным мыслям. Вот, дескать, он уже и бился вместе с ватажниками, и не хуже прочих бился, а все равно как чужой.

От этих «плодотворных» размышлений его оторвал скрип снега.

Серега поднял голову. Перед ним стоял Горазд.

А за спиной Горазда выстроилась вся ватажка: воины, слуги, челядники, чуть дальше – женщины. Отдельно от остальных – Слада. Из-за плеча девушки выглядывала довольная мордочка Мыша.

Горазд ждал.

Серега понял, чего ждет купец, и поднялся, поморщившись от боли в раненой ноге.

Тут Горазд Серегу по-настоящему удивил. Поклонился низко, в пояс, как Скольду и то не кланялся.

– Прости меня, витязь Серегей, за непочтенные слова, кои говорил тебе прежде! Не знал я, каков ты! Смеялся над кулачным твоим уменьем! Прости!

– Да ладно, пустое,– пробормотал смущенный Серега.– Ну о чем тут говорить…

– Прощаешь ли ты меня? – пробасил купец.

– Ну конечно! – воскликнул Духарев.– Слушай, можно, я сяду, нога болит.

И, не дожидаясь ответа, опустился на бревно.

Горазд и остальные остались стоять.

– Ты спас мою жизнь и имение мое. Ты спас всех нас,– продолжал Горазд торжественно.– Я должник твой.

  94