57 
Окруженный частоколом дом лесничего располагался в низинке у ручья.
Лесничий открыл ворота, и навстречу ему выбежали три собаки. Две – обычные гончаки, третья… Фаргал никогда такой не видел. Огромный черный пес размером не меньше осла. Шея – в вислых складках шкуры, челюсти – впору гиене. Гончие щенками, со звонким лаем запрыгали вокруг хозяина, а этот даже хвостом не вильнул, угрюмо уставился на Фаргала. Подрезанные уши прижаты, шерсть на загривке – дыбом.
– Слезай,– скомандовал лесничий, и эгерини неловко спрыгнул на землю. Раненая нога онемела, Фаргал едва не упал. – Иди посиди на крыльце,– велел лесничий, и Фаргал заковылял к дому.
Угрюмый пес двинулся следом, как привязанный. Эгерини спиной чувствовал его взгляд.
Лесничего звали Бархак, и происходил он от агров, хотя никогда не бывал на родине предков. Мало осталось кровных агров, а тех, что остались, и благородными в Карнагрии никто не считал. Злую судьбу принес аграм эгеринский принц Шаркар-победитель. Карниты, поддержавшие его, заняли дома агров и взяли их земли. За восемь веков агры позабыли о своем прежнем величии, и Бархак не был исключением. Но о том, что он – не карнит, хотя и живет рукой подать от великой реки, лесничий помнил.
Взглянув на спину пойманного им бродяги, Бархак ужаснулся. Полосы кожи в палец шириной аккуратно срезаны с живого тела. Словно ремни – из оленьей шкуры. Бархака нельзя было назвать милосердным, но он охотно прикончил бы того, кто это сделал. Если человек – вор и его следует наказать, почему бы просто не отрубить ему руку, как сказано в Законе? Или выжечь клеймо и отправить на рудники?
Парень сидел на крыльце, и видно было: совсем ему худо. Повязка на ноге набухла от крови (Бархак почти жалел о пущенной стреле), грудь и живот – зеленые от целебной растительной кашицы. Наверняка и живот ничуть не лучше спины.
По закону, парень – преступник. Бархаку полагалось отвезти его в ближайшее селение и сдать стражам Владыки, но лесничий решил с этим пока повременить. В конце концов, это его лес, и он здесь – Закон. Если окажется, что пойманный – негодяй, Бархак и без нурташских стражников сумеет вздернуть его на подходящей ветке.
Лесничий отвел коня в стойло, напоил, подсыпал в ясли зерна и вернулся во двор. Пленник, разумеется, никуда не делся. В шаге от него, вздыбив шерсть на загривке, стоял Гром.
Лесничий молча развязал парню руки, отпер дверь и подтолкнул пленника в дом. Нападения Бархак не опасался. Даже будь парень здоров, Гром с ним управится. Пес боевой породы, не то что какому-то бродяге – вооруженному воину может глотку вырвать.
Дом Бархаку достался просторный. Его еще дед строил – для многочисленной семьи. Но теперь Бархак жил в нем один. Взял было жену, да умерла в первый же год от лихорадки.
– Садись на скамью,– распорядился лесничий.– Кто это тебя так разукрасил?
Фаргал хотел ответить резкостью, но заметил в глазах карнагрийца участие и удержался. Чем-то ему нравился этот человек. А ведь враг!
– Палач постарался,– сказал эгерини.– По милости вашего Владыки.
– Что ж ты такое сделал?
– Ничего. Но теперь – сделаю,– мрачно пообещал эгерини.
«Мальчишка,– подумал Бархак.– Ты до утра доживи сначала».
– Значит, ты ни в чем не виновен? – сказал он.– Зачем же тебя отдали палачу?
Фаргалу скрывать было нечего.
– Хотели, чтоб я признался, что меня послал Император Эгерина. Убить вашего Владыку.
Бархак мигнул, открыл и закрыл рот, а потом расхохотался.
– Позолоченное отродье гюрзы,– сказал он, отсмеявшись.– Извини, парень, не над тобой смеюсь, над человеческой глупостью.
Этот наивный эгерини был бы последним, кого подрядят на такое дело. Хорош шпион, у которого все мысли на лбу написаны.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
На вид старше.
– Как ты оказался в моем лесу?
– Я убежал.
– Сам? – удивился Бархак.
– Нет, мне помогли. Парень, с которым меня пытали. Я оставил его там – он не мог идти. Но я вернусь! – сказал он с ожесточением, потом поднял глаза на лесничего, сообразил, что сам он – пленник, и помрачнел.
Бархак задумался. Эгеринский мальчишка определенно попал в беду. Выдать его Владыке? Конечно, агр – на службе у Аракдени. Но есть ведь еще воля Ашшура и есть Судьба, которая карает жестоких. Нет, дело не в каре. Не хочется Бархаку участвовать в преступлении, даже если его совершает сам Владыка. И парень ему по душе. Совсем еще мальчишка, вдобавок раненый… А чувствуется в нем настоящая гордость. Даже не гордость – величие. Должно быть – внебрачный отпрыск какого-нибудь эгеринского Владыки.
57 
