«Мне бы сына такого»,– подумал Бархак.
Его пленник ждал.
Лесничий повернулся к псу, который с грозным видом стоял в двух шагах:
– Гром!
Пес коротко рявкнул.
– Протяни руку,– сказал агр Фаргалу.– Гром, это свой.
Боевой пес коснулся мокрым носом пальцев Фаргала, отступил и вытянулся на полу. Но это не значило, что он останется лежать, если Фаргал нападет на его хозяина.
– Я свободен? – спросил эгерини.
– Можно считать, что так.
Фаргал поднялся… и заскрипел зубами от боли. Лицо его стало белым как бумага. Несколько мгновений юноша боролся со своим телом, но проиграл и снова оказался на скамье. Лоб его покрылся бисеринками пота.
– Я тебя отпущу,– проговорил Бархак.– Но куда ты такой пойдешь?
– В Нурту.
– Вот-вот. Нет уж! Поживешь у меня,– решительно сказал он.– Полечись, зарасти свои дырки, а там видно будет. Уйдешь сейчас – опять угодишь к тому палачу.
– Нет,– сказал Фаргал. Он понял, что этот человек, раз объявив его своим гостем, уже не изменит своего решения.– Не угожу. Его уже черви жрут!
Лесничий покачал головой:
– И многие отправились в страну Мертвых с твоей помощью?
– Кое-кто отправился.
– Возможно, я тебя недооценил,– задумчиво проговорил лесничий.
Но отступать было поздно.
– Меня зовут Бархак! – Агр протянул открытую руку.
– Фаргал.
– Лучше бы тебе поберечь свое имя для будущего,– заметил агр.
– Мой друг, который остался в Нурте, называл меня Большой Нож.
Бархак расхохотался.
Фаргал нахмурился.
– Что смешного? – недовольно спросил он.
– На воровском жаргоне Большой Нож – это обладатель самой крупной мужской штуковины. Ты не знал?
Фаргал покачал головой.
– Придумай другое,– сказал он.
– Зачем? – удивился Бархак. – Это почетное прозвище. Быть тебе атаманом.
И к ворам, и к разбойникам агр относился с долей симпатии, считая их свободными и смелыми людьми. Но только до тех пор, пока те не начинали безобразничать на его территории. Должность старшего лесничего наследственная, а семейная честь – это семейная честь.
– Сдается мне, я еще пожалею, что не убил тебя, пока ты спал,– усмехнулся агр.– И откуда ты такой взялся?
– Я расскажу,– пообещал эгерини.
Тюрьма Нурты преподала ему только первый урок недоверия.
– Расскажешь. Завтра. А сегодня ты будешь молчать и лечиться.
Но назавтра у Фаргала началась лихорадка, и историю его жизни Бархак услышал только через три дня. Ту часть истории, какая была известна самому Фаргалу.
* * *
– Шесть огненных демонов,– гневно произнес жрец Аша, пытаясь разглядеть в кристалле желаемое.– Он потерял талисман Таймат.
– Это имеет значение? – удивился Карашшер.– Не ты ли, господин, говорил, что Незримая печать сделала его неподвластным волшебству?
– Вот именно! – сердито прошипел маг.– Потому-то мне его и не отыскать.
– А при чем тут талисман богини, господин? – спросил Карашшер.
– Медальон богини – это как луна в небе. Только слепой не заметит,– проворчал слуга Мудрого бога. – Пока талисман был при нем, я всегда знал, где этот мальчишка. А теперь талисман валяется в сокровищнице карнагрийского князька.
– Хочешь, я поеду поищу парня… если он жив,– предложил Карашшер.
– Он жив,– мрачно сказал жрец Аша.– Если он умрет, я об этом узнаю сразу. А твое место – в Великондаре, и ты будешь там, пока я не призову тебя обратно. Когда упадет звезда Аккарафа…
7
Фаргал второй раз в жизни въезжал в ворота Нурты. На сей раз – по собственной воле. На голове у него красовалась зеленая кожаная шапочка, за спиной – лук в налуче и колчан с двенадцатью стрелами. Большой палец эгерини украшало нефритовое кольцо лесничего Бархака (пришлось как раз впору), и стражник, едва взглянув, пропустил эгерини в город. Это был тот самый стражник, который две недели назад выпустил юношу из столицы Карн-Апаласара. Но солдат не признал беглеца, а Фаргал, разумеется, не напомнил ему о знакомстве. Шел второй час третьей послеполуденной стражи.
Фаргал ехал узкими улочками к дворцу Владыки, благо золоченый шпиль его виден в Нурте отовсюду, и прохожие уступали эгерини дорогу: лесничие Владыки славились вспыльчивостью не меньше, чем его чиновники – мздоимством.
Эгерини с любопытством посматривал по сторонам. Он сравнивал карнагрийцев со своими соотечественниками. Разница была невелика. Эгеринский Дракон и Карнагрийский Лев сроднились за тысячелетия взаимной грызни.