.
Очередная сказка о Золушке 
114 
– Что ты говоришь? - жалобно взмолилась она.
Он стал переводить, его жаркое дыхание обжигало ей шею.
– Мне все равно, веришь ты или нет. Я хочу, чтобы ты сегодня была в моей постели. Я хочу войти в тебя, ощутить, как обвивают меня твои руки и ноги.
Эмма выгнулась, отклоняясь от него, но он был сильнее, и мышцы его были налиты твердой решимостью.
– Я хочу тебя, - настаивал он с более сильным, чем всегда, русским акцентом. - Хочу заняться любовью с моей женой!
Она ощутила его губы на своей груди, они прожигали ее сквозь тонкую ткань рубашки. Николай нашел ее соски и покусывал, сосал мгновенно отвердевшие вершинки, пока она не перестала вырываться и не начала всхлипывать в истоме протестующего блаженства. Рука его скользнула меж ее бедер, лаская нежную долинку под тонким батистом.
– Эмма?… - простонал он, плотно прижимая ее к своей восставшей плоти. Пальцы его сомкнулись на ее ягодицах.
– Да, - прошептала она. Согласие и желание клубились в ней, сметая сомнения.
Николай отнес ее на постель и, склонившись над трепещущим телом, судорожно ухватил подол ночной рубашки. Отвернув лицо, она уткнулась в смятые простыни и зовуще раскинула ноги, сразу почувствовав, как он навис над ней. Он толкнулся в нее властным ищущим напором и задохнулся от наслаждения, когда ее тело приняло его, обволакивая нежной защитой, затягивая все глубже в свою темную сладость, Он вонзался в нее, откликаясь на возвратные толчки ее бедер в ритме, который скоро довел ее до сокрушительного экстаза. Она задохнулась в рыданиях, прильнула к нему всем телом и содрогнулась от восторга, ощутив изливающийся в нее поток его семени.
***
После этого они, усталые, лежали, сплетясь телами. Эмма спиной прижалась к его груди, ее ноги легли поверх его ног, а голова - на его руку. По ее телу все еще пробегали легкие волны пронесшейся бури блаженства. Прошло много времени, прежде чем она прошептала еле слышно:
– Я боюсь.
– Чего, душенька?
– Что это значит?
– Драгоценная душа моя, - с готовностью отозвался он, приглаживая растрепавшиеся рыжие кудри. - Чего ты боишься?
Крупная слеза поползла у нее по щеке и повисла на подбородке.
– Я не хочу тебя любить, - задыхаясь, проговорила она, - потому что тогда буду полностью зависеть от твоей милости, и ты разобьешь мне сердце. Я не допущу этого, Ник!
Он успокаивал ее тихим, ласковым шепотом. Отвел ее руки и стал целовать шею там, где край кружева встречался с кожей, покрыл плечи и грудь мелкими щекочущими поцелуями, от которых ее дыхание участилось, а соски отвердели и уперлись камешками в тонкий батист. Он приник к ней. Его могучие плечи, залитые лунным светом, сверкали серебряным блеском. Руки Николая, властные, способные на жестокость и ласку, бережно скользнули с ее бедер на грудь. Он продолжал, ласково шептать что-то, по-русски и по-английски вперемешку. Слова словно осыпали ее тело серебристым теплым дождем. Потихоньку сдвигая вверх край рубашки, он приветствовал каждый новый дюйм обнажающейся кожи легкими поцелуями и покусываниями. Эмма потянулась вниз, чтобы коснуться его спины и ощутить под пальцами привычную шероховатость шрамов.
Рубашка взлетела вверх через голову, оставив ее совсем нагой. Эмма приникла к мужу всем телом. Они страстно целовались, перекатываясь по постели. Николай стонал под лаской ее рук, под нежными касаниями гибких пальцев. Он опустил голову ей на живот и скользнул по упругой поверхности к потаенной долинке между бедрами, пока не нашел умелым языком нежное средоточие удовольствия.
Сотрясаясь от сильнейшего желания, Эмма коснулась его волос, погружая пальцы в шелковистую массу и накручивая на них золотые пряди.
– Сейчас, - молила она, извиваясь под требовательными движениями его губ и языка. - Сию минуту, пожалуйста!…
Николай опустился на нее и медленно скользнул в манящее лоно, заполняя его до конца, пока Эмма не вскрикнула удовлетворенно. Они замерли, слитые воедино. Эмма видела во мраке спальни сверкающий блеск его глаз, неясный абрис лица. Она и не представляла, что Николай может быть таким ласковым, таким страстным…
– Кто ты? - прошептала она.
– Я тот, кто вечно любит тебя. Вечно, Эмма, - отозвался он.
Он вонзился в нее еще глубже, наслаждаясь ее беспомощным удовлетворенным всхлипом. Она прильнула к нему, отдавая всю себя целиком, щедро и безудержно. И он отдался ей точно так же, отпуская на волю пламя ярости, пока память прошлого не выгорела полностью и мир не стал опять чистым и новым.
114 
