42 
Множество дней Эмма провела с нанятыми Николаем ландшафтным архитектором и садовником. Они проектировали строения и загоны для размещения ее зверинца на землях поместья Ангеловского. Даже Тася вынуждена была признать, что Николай не жалел усилий, чтобы угодить всем желаниям и потребностям Эммы. Под ее вкус заново отделывались покои, предназначенные для новобрачной, и князь прислал ей образцы материй на выбор. Эмма одобрила бледно-голубой льдистого оттенка шелк для стен и тяжелую сапфирового цвета парчу для занавесей на окна и постель.
В те дни, когда Николай не приезжал с визитами, он присылал цветы и разнообразные подарки - от пестрой жестянки с бисквитами до изысканной золотой шкатулки с гербом Ангеловских. Как-то он привез ей колье из двадцати бриллиантов по числу ее лет. Тася нахмурилась, завидев такой неподобающий до свадьбы подарок, но настаивать, чтобы Эмма его вернула, не стала.
Внимание Николая приводило Эмму в недоумение. Однако он держался с чрезвычайной учтивостью: в гостиной садился на почтительном от нее расстоянии и лишь издали наблюдал, как она ухаживает за питомцами своего зверинца. Он разговаривал с ней, как старший брат, дружески и чуть шутливо, слегка поддразнивая. Но иногда она ловила на себе пристальный, манящий взгляд золотых глаз. Он следил за каждым ее движением, и она начинала нервничать, не зная, чего ожидать от него в любую минуту. Внешне он вел себя вполне цивилизованно, но под наружным лоском таился человек страстный и непредсказуемый. Ей все еще было трудно поверить в то, что Николай хочет ее, хотя какая-то часть ее существа сознавала, как его к ней тянет, потому что она сама чувствовала то же самое. Нет, она не любила его, но он ее завораживал, и ее тянуло к нему неудержимо, с неведомой ранее силой.
Утром в день свадьбы Эмма была испугана и встревожена. Однако отец невольно подтолкнул ее и тем помог ей преодолеть нерешительность. Люк вошел к ней в комнату, когда она была уже полностью одета в подвенечный наряд. Эмма повернулась к нему от зеркала, перед которым пыталась пригладить непокорные кудри, и виновато улыбнулась.
В платье цвета слоновой кости она выглядела высокой и тоненькой. Собранные в высокую прическу локоны были убраны кремовыми розами. В одной руке она держала маленькую Библию своей матери и кружевной платочек, одолженный у Таси, как полагалось по английской примете: невеста должна иметь при себе что-то новое, что-то старое, что-то взятое взаймы, что-то голубое. Шею ее обвивала тройная нитка жемчуга - прибывший утром свадебный подарок Николая. Отец с трудом сглотнул, словно в горле у него застрял комок.
– Ты сегодня очень красива, Эмма.
– Спасибо, - чуть слышно отозвалась она.
– Как бы я хотел, чтобы такой тебя увидела Мэри!
Эмма растерянно заморгала, не уверенная, что мать одобрила бы этот брак. Она была совсем маленькой, когда умерла Мэри, и воспоминания о матери сохранились смутными, обрывочными. Скорее это были даже не воспоминания, а впечатления: тепло рук, нежный музыкальный голос, пышные рыжие, совсем как у дочери, волосы. Папа всегда повторял, что они с Мэри очень любили друг друга. Возможно, маме бы не понравилось, что она выходит за Николая.
– Эмма, - тихо начал отец, - если ты когда-нибудь пожалеешь… если наступит момент, когда ты сочтешь все это ошибкой… ты всегда сможешь вернуться. Я приму тебя с распростертыми объятиями.
– Ты ждешь, что я раскаюсь в этом браке, не так ли? - спросила она.
Люк промолчал, но отвел глаза в сторону, что было ответом само по себе.
– С моим браком все будет в порядке, - холодно проговорила Эмма. - Он будет не похож на ваш с Тасей, но меня он вполне устроит.
– Надеюсь.
– Неужели? - иронически осведомилась она. - Я в этом не уверена, папа - Она гордо выпрямилась и расправила плечи, внутренне решив: ничто на свете не помешает ей выйти за Николая Ангеловского.
***
Но позднее, когда они после венчания вместе шли по проходу церкви, в глазах у нее стояли непролившиеся слезы.
Замкнувшись в скорбном молчании, Эмма почти ничего не запомнила из свадебной церемонии, за исключением того, что она оказалась краткой и безрадостной. Николай был, как всегда, красив, но мрачновато серьезен, и выражение его лица заставило ее осознать, что для него свадьба - всего лишь выполнение долга. У Эммы тоже не создалось ощущения, что заключается духовный союз. И даже вечные слова любви и обета из библейской "Книги Руфи": "Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом" - отозвались в ее душе эхом захлопнутой тяжелой двери.
42 
