102 
— Из-за нас? — непонимающе повторил Фориэль.
— Ну да! Ему пришлось внеочередной комплимент королю выдумывать. А если бы он растерялся? Это бы был такой конфуз!
— Тебе повезло, что граф оказался человеком благородным и великодушным! — перешел в наступление Фориэль. — Если бы бой был насмерть, то это могло бы породить проблемы.
— Ну, какие проблемы может породить поединок двух благородных людей? — заинтересовался я.
— Если бы граф убил тебя, то это непременно бы вызвало конфликт, — разъяснил Фориэль. — Ведь никто не подозревает, что ты не эльф. А если бы ты убил Колмира, то вам бы пришлось спешно покинуть территорию королевства. Король очень ревностно относится к своему праву казнить и миловать. А граф, между прочим, ходит в его любимчиках.
— Как хорошо, что нам не придется спешно покидать столицу! — язвительно сказал я.
— Да, — кивнул Фориэль. — Вам придется покинуть ее неспешно. Вам здесь делать нечего, а мне не хочется быть все время в напряжении, как бы чего не вышло. Поэтому, краткое ознакомление с городом, обед и трогательное прощание. Примерно, вот такая программа. И что бы никакой отсебятины! От меня ни на шаг! Это особенно тебя касается, Владиэль.
— Не пойдет! — решительно возразил я. — Кетван обещал мне показать таверну, в которой подают лучший эль. Его отец, граф Колмир, пригласил меня завтра на обед, а барон что-то упоминал об охоте на обнаглевшего оборотня. Знаешь ли ты, Фориэль, что я тут считаюсь, в некотором роде, экспертом по нечисти? Поэтому последний пункт твоей программы снимаем, как преждевременный.
На посланника было больно смотреть. Сказать, что он был растерян, значит, ничего не сказать. Брови Фориэля стремились забежать на затылок, глаза были круглые и, по-моему, выпучены. Рот посланника успешно пародировал дыхание рыбы, вытащенной на свежий воздух. Руки изображали нечто среднее между сдавливанием моего горла и скручиванием моей шеи. Ну, такое впечатление было, что именно моей.
Семен застыл, с благоговейным ужасом наблюдая за развитием событий. По его лицу было видно, что он не сомневается в моей смерти, но только любопытствует, какой способ для моего умерщвления изберет Фориэль.
— Слово было дано, — твердо сказал я. — А мы, эльфы (я с особым удовольствием выделил это слово), благородные создания, и слово должны держать.
— Ты и на уничтожение оборотня тоже дал слово? — дрогнувшим голосом спросил Фориэль.
Я наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
— Вроде бы нет. Но обещал подумать, — пришлось мне отреагировать на облегченный вздох посланника.
— Ни в коем случае! — рявкнул Фориэль. — Иначе будет еще один поединок. И я приложу все усилия, чтобы на нем тебя прикончить. Никаких санкций не последует, так как это уже будет нашим внутренним делом. А Владыка мои действия одобрит. Я знаю, что ему сказать для оправдания.
— Хорошо, — покладисто согласился я. — Я не буду давать согласия на охоту. Но таверну и обед у графа оставим в нашем плане мероприятий.
— О Демиург! — застонал Фориэль. — За что мне такое наказание!? Мне же придется сопровождать тебя, дабы ты не влип в какую-нибудь неприятность.
— Мне тоже придется тебя сопровождать, чтобы поддерживать твою личину, — печально присоединился к стонам посланника Семен.
— Личину его, поддерживаю я, — сварливо отреагировал Фориэль. — Если бы не это, то он уже сотню раз ее потерял. Особенно в тот момент, когда ты, пьяный, как сапожник, валялся на поляне.
— Это он виноват! — сердито ткнул в меня пальцем Сема. — Он всегда так подло поступает. Я с ним и алкоголиком когда-нибудь стану. Ему-то что! В него бочку залей, ему хоть бы хны.
— Что? — рассвирепел и я. — Во-первых: бочку — это ты уже загнул! Во-вторых: я что, виноват, что у тебя всасываемость лучше?
Дело в том, что у меня есть своя теория. Я считаю, что степень опьянения определяется интенсивностью всасывания алкоголя стенками пищевода. Семен, между прочим, о моей теории знает.
— Да пошел ты, со своей всасываемостью! — взревел Сема. — Говорила мне мама, чтобы я с тобой не дружил. Что ты плохой мальчик и научишь меня плохим вещам!
— Ах, какой маленький мальчик! — ехидно ответил я, — До сих пор, в двадцать шесть лет, слушает свою маму.
Фориэль, ошалев, смотрел на нашу перебранку. Ну да, на свежего человека она производит примерно такое впечатление.
— Дети! — с отвращением глядя на нас, наконец, процедил он.
102 
