— Что угодно господам?
— Нам угодно встретиться с мэтром Вайли.
— Господин ждет вас?
— Нет. Но ты доложи, что к нему пришел Эндрю Бэлтон.
— Ожидайте.
Окошечко захлопнулось. Андрей попытался услышать шаги удаляющегося дворецкого, но так ничего и не услышал. О чем и сказал Эндрю.
— А чему тут удивляться-то? У Вайли самые вышколенные слуги в Йорке. А дворецкий так и вовсе клад. Умение же бесшумно передвигаться — это большое преимущество, ведь, открыв окошечко, можно и клинок в лицо получить. А бесшумно подойдя к калитке, он уже по шуму за ней может представить себе, кто именно пожаловал к его господину. Да и окошко — это только средство для вежливого общения, перед этим он обозрел нас через какое-либо потайное отверстие.
— Серьезный ювелир, — ухмыльнувшись, констатировал Андрей.
— Слишком большие деньги. Без осторожности никуда. Но без него нам не обойтись. Только Вайли сможет обменять такое количество золота, больше это никому не по карману. Он ведь еще и меняла. Все крупные купцы имеют дело только с ним.
Андрей на слова купца только понимающе кивнул. Он уже знал, что менялы в этом мире выполняли и роль банкиров. Они ссужали деньгами под проценты, брали деньги в рост, а также обменивали деньги других государств на местные. Казалось бы, здесь и существовало-то всего три государства людей, но не все было так просто и безоблачно. Франция отливала свои деньги, Германия вообще отличалась тем, что, будучи поделена на множество самостоятельных княжеств, имела больше дюжины монетных дворов, отливавших свои монеты. Это было одним из показателей суверенитета. Так что внутри государства было принято пользоваться своей валютой, а обменять ее можно было у таких вот менял.
Вскоре калитка распахнулась, и гостей пригласили пройти в дом. Сразу за калиткой они оказались в небольшом дворике, вымощенном брусчаткой. Вокруг было весьма чисто, даже разбиты две клумбы, на которых уже цвели первые весенние цветы и начали давать побеги те, что зацветут позднее. Андрея это навело на мысль, что в доме присутствует женщина, причем женщина, которая любит возиться с цветами и ценит красоту и уют. Забота женских рук и женское внимание чувствовались во многом: и в том, как было все чисто, и в том, что с приходом весны все было выкрашено свежей краской, и в отскобленных до белизны деревянных плахах ступеней, и в относительно новых, во всяком случае, бывших в хорошем состоянии циновках на полах коридора и комнат, и даже в том, что слуги были одеты опрятно и в чистое, что само по себе уже бросалось в глаза, так как местные жители к одежде относились довольно небрежно.
Пройдя в кабинет мэтра Вайли на втором этаже, они попали в не очень просторную, но весьма уютную комнату с горящим небольшим камином, отчего в кабинете было чересчур тепло. Необходимость этого объяснялась сразу же, как только взгляд останавливался на укутанном в теплый плед сухоньком старичке, сидящем в кресле с высокой спинкой, за массивным резным столом.
— Здравствуйте, мэтр. Я вижу, ваше здоровье несколько пошатнулось, — улыбнувшись, поприветствовал старика Эндрю.
— Эндрю, мальчик мой, как я рад, что ты все же сумел избежать орочьего котла.
— Я вижу, что вы как всегда хорошо информированы.
— Кто же не слышал о том, что один из богатейших купцов Дувра стал жертвой нападения этих исчадий ада.
— Так что же с вашим здоровьем?
— Я здоров, насколько только может быть здоровым человек в моем возрасте, но вот только кровь старческая уже совсем не греет. Я уже стал отходить от дел, но услышав, что меня решил посетить ты, решил принять тебя лично. Ты не так часто посещаешь меня, мой мальчик.
— Но каждый мой визит весьма выгоден.
— Не все измеряется деньгами. Не так много в мире людей, общение с которыми доставляет мне удовольствие. Тебя я рад видеть всегда, как был рад и твоему отцу, царствие ему небесное, мы ведь были дружны. Я даже хотел с ним породниться, через тебя и мою дочь, но ты ведь, нетерпеливая душа, ждать не захотел, все сделал наперекор мне и отцу.
— Да, я помню, — несколько стушевавшись, ответил купец. Андрей знал, что Эндрю любит свою жену и в детях души не чает, но также он знал и о том, что чувства в средние века мало что значили. Хотя любовь и воспевалась в рыцарских романах и балладах, браки в подавляющем большинстве устраивались родителями, без учета пожеланий молодых, в расчете на экономическую или политическую выгоду.