90 
В кротких карих глазах мистера Фергусона обозначилась улыбка.
– У меня такое чувство, Либерти, будто ты ждешь позволения на то, что тебе хочется сделать.
Я откинула голову на спинку кресла.
– Я так далека от этих людей, – сказала я в потолок. – Эх, мистер Фергусон, если б вы только видели этот дом. У меня в нем такое ощущение возникло... ой, даже не знаю, как сказать. Это как гамбургер за сто долларов.
– Что-то я не улавливаю.
– Гамбургер, пусть он даже на фарфоровой тарелке и в дорогом ресторане, он все равно только гамбургер.
– Либерти, – сказал мистер Фергусон, – у тебя нет никаких причин чувствовать перед ними свою неполноценность. Ты этого ни перед кем не должна чувствовать. Вот доживешь до моих лет – поймешь, что все люди одинаковы.
Ну конечно! Что еще может сказать владелец похоронного бюро! Независимо от материального благополучия, расовой принадлежности и всего остального, что отличает одних людей от других, все они заканчивают на столе в его морге.
– Я понимаю, как все это видится с вашей точки зрения, мистер Фергусон, – сказала я. – Но прошлым вечером в Ривер-Оукс мне пришлось увидеть их в определенном ракурсе, и должна сказать, что эти люди определенно от нас отличаются.
– Помнишь старшего мальчишку Хопсонов, Вилли? Того, который поступил в Техасский христианский университет?
Я терялась в догадках, какое отношение имеет к моей дилемме Вилли Хопсон. Но обычно, если дашь себе труд выслушать мистера Фергусона до конца, в его историях всегда обнаруживалось рациональное зерно.
– Так вот Вилли на первом курсе, – продолжал мистер Фергусон, – ездил учиться в Испанию. Посмотреть, как там люди живут. Познакомиться с их менталитетом, с их ценностями. И знаешь, эта учебная поездка ему много дала. Думаю, тебе стоит последовать его примеру.
– Вы хотите, чтобы я поехала в Испанию?
Он рассмеялся:
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Либерти. Семью Тревисов можно рассматривать как учебную поездку за рубеж. Не думаю, что если вы поживете немного в чужой вам среде, тебе или Каррингтон это повредит. Наоборот, вы сможете от этого выиграть, причем самым неожиданным образом.
– Или не выиграть, – заметила я.
Он улыбнулся:
– Есть только один способ выяснить это, не правда ли?
Глава 17
Всякий раз, как Гейдж Тревис на меня смотрел, впору было подумать, что он вот-вот разорвет меня на части. И не в приступе ярости, а медленно и методично.
Джек и Джо заезжали где-то раз в неделю, но Гейдж появлялся в доме каждый день, ни дня не пропускал. Черчилль нуждался в нем. Гейдж помогал ему, например, забраться в душ и выбраться оттуда, одевал его и отвозил к врачу. При всей моей нелюбви к Гейджу я не могла не отдать ему должное: сыном он был образцовым. Он вполне мог бы настоять, чтобы Черчилль нанял себе медсестру, но вместо этого изо дня в день приезжал и сам ухаживал за отцом. Каждое утро, ровно в восемь, ни минутой раньше, ни минутой позже. Черчиллю, который от скуки, боли и постоянного дискомфорта сделался капризным, Гейдж был хорошим помощником. Как бы Черчилль ни ворчал и ни огрызался, я ни разу не видела, чтобы Гейдж выказал хоть малейшее раздражение. Он всегда оставался спокойным, терпеливым и расторопным.
Но это пока меня не было рядом. Стоило мне появиться, и он превращался в первостатейного ублюдка. Он недвусмысленно дал мне понять, что я в его глазах захребетница, охотница за деньгами и даже хуже того. Каррингтон он и вовсе не замечал – лишь весьма резко и немногословно демонстрировал, что он в курсе того, что в доме присутствует еще один маленький человек.
В тот день, когда мы въехали со всеми своими пожитками, упакованными в картонные коробки, я думала, Гейдж своими собственными руками вышвырнет меня за дверь. Я распаковывала вещи в спальне, которую себе выбрала. Это была прекрасная комната с широкими окнами, стенами светло-болотного цвета и кремовой лепниной. Я выбрала ее из-за нескольких черно-белых фотографий на стене с видами Техаса – кактусом, изгородью из колючей проволоки, лошадью и, к моему восторгу, броненосцем, глядевшим прямо в объектив фотоаппарата. Я сочла это обстоятельство добрым знаком. Каррингтон разместилась через две комнаты от меня по коридору, в маленькой, но милой спальне с обоями в желтую и белую полоску.
Только я раскрыла свой разложенный на широченной кровати чемодан, как в дверях спальни возник Гейдж. Мои пальцы судорожно вцепились в края чемодана, а заострившимися костяшками рук запросто можно было резать морковь. Я запаниковала, хотя и понимала, что моей безопасности ничто не грозит – не даст же ему Черчилль в самом деле убить меня. Большой, грозный и не знающий пощады, Гейдж возвышался в дверях, загораживая собой весь проем.
90 
