— Едва ли я мог ожидать, что она будет носить власяницу в то время, пока меня не было.
— Хорошо, потому что она и не делала этого. В действительности, она совершенно не вспоминала о тебе.
Одри сделала паузу, прежде чем с горечью добавить:
— Тем не менее, вскоре после смерти Джона, когда наследником Ривертона стал ты, Пруденс вновь проявила большой интерес к твоей персоне.
Обдумывая эту неприятную информацию, Кристофер хранил невозмутимое выражение лица. Данное описание совсем не подходило той женщине, с которой он переписывался. Очевидно, Пруденс стала жертвой злобных сплетен, что с учётом её красоты и обаяния, было вполне ожидаемым.
Однако он не собирался начинать спор со своей невесткой. Надеясь отвлечь её внимание от такой щекотливой темы, как Пруденс Мерсер, он сказал:
— Сегодня во время прогулки я случайно столкнулся с одной из твоих подруг.
— С кем?
— С мисс Хатауэй.
— С Беатрис? — Одри внимательно взглянула на него. — Надеюсь, ты был вежлив с ней.
— Не особенно, — признался Кристофер.
— Что ты сказал ей?
Бросив хмурый взгляд на свою чашку, Кристофер пробормотал:
— Я оскорбил её ежика.
Одри выглядела сердитой.
— О, Господи!
Она стала помешивать чай столь энергично, что ложка угрожала расколоть фарфоровую чашку.
— Только подумать, ведь когда-то ты славился своим красноречием. Какой извращённый инстинкт заставляет тебя раз за разом оскорблять одну из самых милых девушек, которых я когда-либо знала?
— Я не оскорбляю её постоянно. Я сделал это только сегодня.
Рот Одри насмешливо искривился.
— Какая у тебя удобная короткая память. Всем в Стоуни-Кросс известно, как ты однажды заявил, что ей самое место в конюшнях.
— Я никогда бы не сказал такого женщине и не важно, насколько чертовски странной она бы ни была.
— Беатрис подслушала, как ты говорил это одному из своих друзей во время праздника по поводу уборки урожая в Стоуни-Кросс Мэнор.
— И она рассказала об этом всем?
— Нет, она сделала ошибку, доверившись Пруденс, которая разболтала об этом всем и каждому. Пруденс — неисправимая сплетница.
— Очевидно, ты не питаешь никакой симпатии к Пруденс, — начал было Кристофер, — но если ты…
— Я изо всех сил старалась полюбить её. Я думала, что если соскоблить шелуху неискренности, то под ней можно будет обнаружить истинную Пруденс. Но под верхним слоем ничего не оказалось. И сомневаюсь, что когда-нибудь будет.
— И, по-твоему, Беатрис Хатауэй гораздо лучше Пруденс?
— Во всех отношениях, за исключением, возможно, красоты.
— Здесь ты ошибаешься, — сообщил Кристофер, — мисс Хатауэй — красавица.
Одри удивлённо приподняла брови.
— Ты так считаешь? — медленно спросила она, поднося чашку ко рту.
— Это очевидно. Невзирая на то, что я думаю о ее характере, мисс Хатауэй — чрезвычайно привлекательная женщина.
— Ох, не знаю… — Одри сосредоточила всё свое внимание на чашке с чаем, добавив в неё крошечный кусочек сахара. — Она довольно высокая.
— Её рост и фигура — безупречны.
— И её каштановые волосы — такие обычные…
— Это не обычный оттенок каштанового, он такой же тёмный, как мех соболя. И эти глаза…
— Голубые, — сказала Одри с оттенком пренебрежения.
— Более насыщенной и чистой голубизны я никогда не видел. Никакой художник не смог бы передать… — Кристофер внезапно оборвал фразу. — Не важно. Я отвлёкся от темы.
— А какая у тебя тема? — любезно поинтересовалась Одри.
— То, что для меня не имеет значения, красива или нет мисс Хатауэй. Она весьма эксцентрична, впрочем, как и вся её семья, и меня не интересует никто из Хатауэйев. К тому же мне совершенно наплевать на красоту Пруденс Мерсер, меня привлекает её ум. Её прекрасный, оригинальный, глубокий ум.
— Понятно. Значит, ум Беатрис — своеобразный, а ум Пруденс — оригинальный и глубокий.
— Именно так.
Одри медленно покачала головой.
— Есть кое-что, о чём бы я хотела тебе рассказать. Хотя со временем это и так станет более очевидным. Но ты бы не поверил этому или, по меньшей мере, тебе бы не захотелось в это верить. Это одна из тех вещей, о которых человек должен догадаться сам.
— Одри, о чём, чёрт побери, ты говоришь?
Скрестив на груди тоненькие руки, его невестка мрачно разглядывала Кристофера. И всё же странная слабая улыбка тронула уголки её губ.