Джулиана проскользнула в холл, стараясь не перепачкать платье жженой бумагой и одновременно не задеть Риса. Хотя ей и удалось с успехом выдержать это испытание, она почувствовала на себе его пламенный взгляд. И горячее соблазняющее дыхание, что почти обожгло ее шею.
Очутившись в холле, Джулиана ускорила шаги, но Воган последовал за ней, обняв ее за талию обычным для всех мужчин жестом собственника. Она попыталась успокоиться, но учащенное дыхание ее выдало. Так они прошествовали вверх по лестнице, бок о бок; его рука будто бы поддерживала ее, но на самом деле — Джулиана была в этом уверена — намеренно возбуждала ее.
И, к сожалению, Рису это неплохо удавалось. Джулиана чувствовала его сильное стройное тело рядом с собой; он двигался с грацией племенного жеребца… его бедра обтягивали тугие, узкие штаны… его рука ласкала ее спину при каждом шаге… а пальцы его лежали у нее на талии, всего в нескольких дюймах от бедер…
«О Боже, — раздраженно подумала она, — он сам дьявол, это точно. Ну и что же, что у него прекрасное тело? Он самоуверенный, упрямый, бессовестный тип, и совершенно не стоит моего внимания».
Жаль, что эта мысль не принесла ей никакого облегчения. Когда они достигли классной комнаты, Джулиана с трудом могла сдерживать бурлившее в ней возбуждение. С глубочайшим облегчением она отстранила Риса и бросилась в комнату.
При виде сидящего за столом Эвана ей удалось немного успокоиться, и теперь ее мысли были далеки от Риса. Когда же он появился в классной, Джулиана, казалось, была полностью поглощена созерцанием своего юного воспитанника. Вероятно, он уже успел с невероятной быстротой проглотить весь свой ленч и теперь сидел, уткнувшись в книгу, которую ей удалось приобрести накануне. То был «Робинзон Крузо» Даниеля Дефо. Мальчик не заметил их появления; склонившись над книгой, он буквально глотал страницу за страницей. Джулиана все не переставала удивляться тому, с какой легкостью Эван усвоил английский язык и теперь мог читать с поразительной скоростью. Двенадцатилетний мальчик, читающий по-английски, валлийски и французски после столь краткого обучения, — это казалось просто невероятным.
— Прости, что я заставила тебя ждать, — мягко сказала Джулиана.
Эван вздрогнул. Его румяные щеки стали совершенно пунцовыми, когда он поднял голову и заметил ее и Риса. Захлопнув книгу, он вскочил и поклонился.
— Добрый вечер, миледи. Я… я надеюсь, вы не станете возражать. Я увидел новую книгу и…
— Не говори глупостей. — Она улыбнулась. — Я рада, что у тебя была возможность ее просмотреть. Ну как, она тебе нравится?
Эван пожал плечами и с любопытством взглянул на Риса.
— Очень интересная.
«Это как раз такие приключения, которые обожают мальчики», — подумала Джулиана, гордясь своим выбором.
— Я так и думала, что тебе понравится. — Жестом она указала ему на стул, но он продолжал стоять, вопросительно поглядывая на Вогана. Вздохнув, Джулиана произнесла: — Эван, я хочу представить тебя моему мужу, сквайру Вогану. Он собирается присутствовать на нашем сегодняшнем уроке.
— Вот мне и посчастливилось познакомиться с вами, сэр. Это такая большая честь для меня. — Карие глаза Эвана засверкали от восторга и стали похожи на большие блестящие каштаны.
— Для меня также, — весело ответил Рис.
Джулиана села за стол и тут же начала урок, мечтая лишь о том, чтобы он скорее закончился и она могла бы сбежать от Риса. Если Эван и удивился, что она не поболтала с ним, как обычно, о его матери или о ферме, то не показал виду. И, похоже, он вовсе не испытывал неудобства от присутствия Вогана. Разве что произносил спрягаемые французские глаголы с нескрываемой гордостью, а затем не останавливаясь выложил дюжину новых слов из стихотворения, которое она ему задала.
— А что здесь оплакивает герой Гриффида? — спросила Джулиана, когда мальчик покончил с особенно сложной строчкой.
Эван ненадолго задумался.
— Наверно, он горюет, что не может говорить стихи во время путешествия?
— Декламировать стихи, — поправила она. — Но это не совсем точно. Ты понимаешь, он горюет по старым обычаям, до которых никому больше нет дела. Он жалуется, что никто больше не желает внимать валлийским стихам, поэтому он должен «в отчаянии прятать ото всех свой песенный дар».
Впервые за все время урока заговорил Рис:
— Во времена Гриффида немногие решались бороться с засильем английского языка. Валлийский язык считался глупым и никчемным, и многие валлийцы отказывались говорить на нем. Поэтому Гриффид чувствовал себя чужим на своей земле, «приговоренным бродить по свету в поисках правды».