Писец поспешно выскользнул из зала, а император повернулся к Гонорию Плавту:
– Ты все понял насчет картин, Аптус?
– Да, доминус! – Плавт низко поклонился. В последнее время Максимин стал весьма требовательным к деталям церемониала, даже когда дело касалось его старых друзей.
– Ты возьмешь с собой трофеи, которые мой сын продемонстрирует Сенату, но проследишь, чтобы все они позже вернулись в мою казну.
– Да, доминус!
– Ты передашь эдилам десять миллионов сестерциев на проведение Апполоновых игр и праздничные пиры и позаботишься, чтобы вся чернь Рима об этом знала. Нет, лучше пусть распространят слухи, что я пожертвовал сто миллионов, но большую часть украли сенаторы и прочая патрицианская сволочь. Ты сделаешь это?
– Да, доминус!
– Если что, Сабин и Кассий тебе помогут.
– Да, доминус!
– С тобой поедут твой дружок Череп и префект Алексий вместе со своими скифами. Пусть поглядят на Рим, а Рим поглядит на них. Богам ведомо: они это заслужили.
– Да, доминус! – Гонорий Плавт не смог скрыть своей радости. – Ты прав, доминус!
– Пусть присматриваются, – повторил Максимин. – Когда я уничтожу всех врагов и обоснуюсь в Палатине, мне понадобится новая гвардия. Такая, которой я мог бы полностью доверять. Которая никогда не споется с Сенатом. Я сделаю этих скифов преторианцами, а их рикса, префекта Алексия, – префектом претория.
– Алексия? А почему не Черепа? – вырвалось у Аптуса.
– Потому! – рявкнул Максимин. Но чуть позже снизошел и пояснил: – Геннадию я доверяю, Аптус. Он храбро бился под моей рукой, и он отличный военачальник. Но он носит на руках знаки Януса и ведет личную переписку с несколькими сенаторами. Я доверяю ему, но опасаюсь, что он не сможет быть достаточно решительным, когда потребуется. Ты понимаешь меня?
– Признаться, не очень, доминус, – сказал Плавт. – Если ты Черепа считаешь нерешительным, то кто же тогда достаточно решителен, по-твоему?
– Ты! – бросил император. – Череп жесток с врагами, но слишком мягок с теми, кого считает своими друзьями. Ты, Аптус, вполне можешь прикончить врага и взять его женщину. Ты можешь взять женщину, а потом выпустить кровь из ее родичей, если они окажутся врагами. Череп – другой, я это вижу. Если я говорю ему: убей, – он сначала думает, а потом поступает так, как считает лучшим. Поэтому я считаю его неплохим военачальником, но никудышным префектом претория. Мы с тобой знаем о его слабости, верно?
– Знаем, – кивнул Гонорий. – Хочешь, чтобы я помог Черепу от нее избавиться, доминус?
– Нет. Не будем отнимать у нашего префекта любимую игрушку. Пусть возьмет ее себе, а мы это используем. Гордианы нужны мне в Карфагене. Без них мой верный Капелиан станет слишком сильным и может решить, что Африка принадлежит ему одному. Но Гордианы нужны мне в узде, а не на свободе. Если внук и внучка старого Гордиана окажутся под моим контролем, это будет очень хорошая узда. Так что пусть наш храбрый Геннадий наденет эту узду на проконсула Африки и его сынка.
Глава третья Рим
Четвертое июля девятьсот девяностого года от основания Рима. Третий год правления Максимина. Рим
– Священная дорога, префект, – это главная дорога Рима! – Хрис расправил плечи и гордо выпятил подбородок. – Дорога триумфаторов!
Коршунов кивнул. Он старался вести себя с достоинством, не вертеть головой, не ронять авторитет перед своими воинами. Воины, впрочем, об авторитете не думали: вовсю вертели головами, восхищаясь и величественным амфитеатром Флавия, и потрясающим храмом Венеры, и аркой Тита, [91] под которой они как раз проезжали. Великий Рим не подавлял их своим великолепием. Рим восхищал. Белый и розовый мрамор, сверкающая бронза, гладкие мостовые, изящные арки портиков, мощные колонны; и лавр живой, зеленый, и лавр золотой, горящий на солнце… У простодушных варваров при виде этаких богатств глаза горели еще ярче. Краем уха Коршунов слышал реплики, которыми перебрасывались Сигисбарн и Берегед, ехавшие за ним. И радовался, что римлянин Хрис не понимает по-готски. Практичные молодые люди обсуждали: из цельного ли золота солнечный диск, венчающий врата храма, и на сколько талантов этот диск потянет.
Дорога пошла вверх, мимо императорских форумов, поднимаясь на Капитолийский холм. Коршунов видел ехавших впереди Черепанова, Плавта и префекта Рима Сабина, который лично встречал их у ворот столицы. Большая честь. В отсутствие Августа Сабин был первым человеком в Риме. Многие в Сенате, правда, считали иначе, но плебс Рима сейчас симпатизировал Максимину Германику (народ любит победителей), а старший префект претория, равно как и верховный судья, были людьми Максимина, так что сенаторы-оппозиционеры могли слить свое мнение в городскую клоаку.