47 
Кажется, именно этого и добивался «римлянин» – чтобы враг выбросился на берег.
Ну уж нет!
Коршунов оттолкнул оказавшегося на пути воина и бросился к кормчему.
– А ну держи прямо, старый дурак! – заорал он по-русски.
Боран уставился на него, но на автомате продолжал выворачивать руль, и нос корабля уже смотрел на береговые скалы.
Алексей, не вступая в дискуссию, треснул борана по морде так, что того швырнуло на палубу.
– Книва! – заорал он. – К рулю! Живо на прежний курс! – И, сложив руки рупором: – Одохар! Только не к берегу!
Рикс услышал, энергично кивнул. Тоже не дурак. Понимает: если враг чего-то хочет, делай наоборот.
А большая часть готских кораблей уже забирала влево, к скалам.
– Держать прежний курс! – надрываясь, закричал Коршунов.
И тут же над морем прокатился куда более мощный рев Одохара:
– Гревтунги!!! Делай как я!!!
Готские суденышки продолжали двигаться навстречу триреме. А трирема, с не меньшей скоростью, приближалась к ним. При этом еще успевая очень ловко маневрировать и топить подворачивавшихся под удар «герулов». Маневрировала она с идеальной четкостью. Коршунов видел римского моряка у правого борта, державшего румпель. Тот тоже, конечно, даром времени не терял, но главной составляющей успешных маневров была четкая работа гребцов.
Не все герулы повели себя, как овцы, завидевшие волка. С некоторых начали стрелять по «римлянину». Один кораблик даже отважно попытался подойти борт к борту. Но сверху упало «грузило» – и на этом попытка взять трирему на абордаж закончилась.
Все это время Коршунов не отводил монокуляра от римской палубы. Гребцов он не видел – их скрывали борта. Зато тех, кто суетился на палубе, он видел отлично. Да, это были воины. Причем неплохо вооруженные.
Снова лопнула басовая струна, и дымящийся снаряд сорвался с палубы триремы. На этот раз – мимо. Огненная стрела с шипением ушла под воду. Весла по правому борту триремы дружно задрались вверх. В считанные секунды корабль развернулся на девяносто градусов – и протаранил еще одного «герула». Алексей обратил внимание на то, что сначала раздался треск, а уж потом торчащий над водой таран – бронзовая голова барана – вырезался в борт жертвы.
«Ага, – сообразил Коршунов. – Главный штырь – ниже ватерлинии. Ну естественно!»
Трирема «стряхнула» останки протаранненого судна, сделала новый поворот – прямо по головам оказавшихся в воде герулов. Алексей увидел, как воин в сверкающих доспехах с красным гребнем на шлеме хлопнул по плечу того, кто держал румпель, махнул рукой – и трирема взяла новый курс – четко на корабль Коршунова. Ошибиться было невозможно. Даже без помощи монокуляра.
Алексей оторвал глаз от монокуляра. Ну точно! Они вырвались вперед. Естественно. Ведь на других кораблях флотилии спустили паруса, а их полотнище «цвета снега и крови» по-прежнему вздувалось пузырем – Коршунов забыл дать команду.
А вот боран, которому Алексей дал по морде, наверняка бы не забыл.
«Цыц! – скомандовал Коршунов совести. – Не до тебя!»
Что же делать, черт возьми?
Страшная трирема увеличивалась прямо на глазах. Вся Коршуновская команда сгрудилась на носу – кто с копьем, кто с луком. Отважные парни. Книва старательно правил. Боран сидел на палубе и пялился на приближавшегося «римлянина». Он лучше всех представлял, что будет.
Алексей подскочил к нему, ухватил за куртку и рывком поставил на ноги. Тяжеленный, блин!
– Мы идем – лоб в лоб! – произнес он как можно четче. И показал – кулак к кулаку. – Но в последний момент отворачиваем! Вот так!
Боран замотал головой:
– Не успеем! Не уйдем!
– Уйдем! – рявкнул Коршунов. – Ты сделаешь, понял?! Книва, отдай ему руль! (Парень яростно мотнул головой.) Живо! Я приказываю! Это его корабль! Агилмунд!!! Вы все! Живо на весла! Вперед!!!
Сам он бросился на нос, изготовил свой самострел.
А трирема была уже совсем близко. Алексей мог даже различить круглые отметины там, где скреплялись доски обшивки. И очень хорошо он видел римского кормчего, пожилого кряжистого мужика с обнаженными руками, без шлема, но в бронзовой «жилетке». Рядом с ним стоял классический легионер со здоровенным прямоугольным щитом – прикрывал.
«Нет, дружище, от меня ты его не укроешь», – подумал Алексей, ловя в перекрестье переносицу кормчего.
47 
