38 
– Не с рождения. Раньше. С тех пор, как я осознала себя в чреве моей матери.
– Ты помнишь, как была плодом? – спросил Олег.
– Конечно. А ты – нет?
– Нет!
– Шутишь? – Козоногая приподнялась, чтобы увидеть его лицо. – Ты помнишь! Я вижу это в тебе.
– В таком случае ты видишь во мне больше, чем я есть. – Саянов развеселился. – Но продолжай, моя радость.
– Маат помогает расти Древней. Потому мы рождаемся раньше, чем Дети Дыма. И быстрее достигаем зрелости.
– Но ты как-то сказала, что тебе больше сорока лет, – напомнил Саянов. – А выглядишь семнадцатилетней. По человеческим меркам.
– Мы не меряем время годами – солнце не властелин над нами. Мне шестьсот тринадцать лун.
– Пусть так, – не стал спорить Саянов. – И как долго вы живете?
– Пока Маат не позовет.
– Позовет? – Он это уже слышал.
Маат дает жизнь. И отнимает жизнь тоже Маат. И еще ее нельзя увезти с этого острова. Построить непротиворечивую гипотезу на основании того, что говорили Древние, было невозможно.
Олег сел.
Головка Шествующей соскользнула с живота Саянова ему на колени. Древняя тут же куснула Саянова за самое сокровенное. Играючи, но чувствительно. Олег шлепнул ее по затылку.
– Как Маат зовет вас, когда вам приходит пора уйти в мир Темной Луны? – поинтересовался он.
– Я не знаю, – беззаботно ответила Козоногая. – Меня она еще не звала. И не скоро позовет.
– А как это бывало с другими?
– Древняя слышит зов и уходит в море. И больше не возвращается.
– Занятно, – пробормотал Олег. – А скажи, моя радость, от обычных причин, естественных, Древние умирают?
– Естественных? Как это?
– Болезней, например, старости…
– Болезней у нас нет. И той болезни, что ты называешь старостью, – тоже. Никто из тех, кого я помню, не уходил без Зова. Хотя нет, я знаю одну. Жертвующая Ветру. Ее кости лежат на тропе. Никто не знает, слышала ли она Зов. Никто не узнает, от чего она умерла. От того ли, что не захотела себя исцелить, или потому что не смогла. Знаешь, если бы я тогда была рядом, я, может быть, помогла бы ей. Интересно, что чувствует Древняя, умирающая без Зова.
– Ты хочешь сказать: ей можно было помочь? – спросил Олег. – И она осталась бы живой?
– Любая из нас могла бы ее исцелить.
– Но почему тогда ни Дающая Плод, ни Земноликая этого не сделали?
– А зачем? – Недоумение Шествующей было совершенно искренним. – Помоги они – и не получили бы тебя, ведь Маат было угодно отдать тебя Жертвующей Ветру.
– Тогда, может, воля Маат была в том, что Дающая Плод тоже погибла? За то, что не спасла Жертвующую.
– Ты странно мыслишь, – сказала козоногая. – Дающая Плод нарушила закон. Древние не нарушают закон. Если Древняя нарушает закон, значит, она не Древняя, а чудовище. (Нет, не чудовище, а Чудовище. Шествующая произнесла это слово как имя собственное.) Чудовище должно быть уничтожено.
Вот так всё просто.
Олегу понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
– Ты снова голоден! – внезапно заявила Шествующая. – Ты должен много есть! Больше, чем Древние!
И умчалась с легкостью и быстротой морской пены, подхваченной ветром.
Облако затмило серп луны, и границы вещей утратили четкость, окутались красноватым облаком, которое развеялось, когда глаза Саянова приспособились к перемене освещенности.
«Они живут века! – думал он. – Целые века – на этом острове. И целые века кто-то привозил сюда мужчин. Или те сами приставали к берегу – перед подобным чудом невозможно устоять!»
Олег представил, каким выглядит остров с борта каравеллы. И каким он должен казаться морякам, месяцами не видевшим земли…
Век за веком козоногие отнимали жизни людей, чтобы продолжить цепь собственных… Такова воля Маат. Воля той, кто приказывает им умереть или позволяет жить хоть тысячу лет.
«Интересно, – подумал Олег, – если увезти Древнюю с острова, станет ли она бессмертной? Или напротив – немедленно умрет».
Ответ на этот вопрос дал бы кое-какую информацию о природе загадочной Маат. А сделать это не так уж сложно. Посадить ту же Шествующую на катер – и покатать с ветерком.
А если она умрет? А что будет с ним самим, если он уедет отсюда? Он ведь тоже изменился. Вчера Саянов измерил собственную температуру. Тридцать восемь и шесть десятых. Однако он чувствует себя прекрасно. И морская вода кажется ему горячей. А температура тела малютки Шэ наверняка еще выше.
38 
