И каким-то образом она должна убедить себя, что и для неё самой прошлая ночь ничего не значила.
Отложив полотенце, Мэгги взглянула на Рэнфилда, который сопел и фыркал возле неё.
— Я женщина, умудрённая опытом, — обратилась к нему она. — И я могу справиться с возникшей ситуацией. Мы поедем туда, и я оставлю тебя на день. А ты должен постараться вести себя подобающим образом настолько, насколько только возможно.
Надев джинсовую юбку, ботинки на низком каблуке и удобную куртку, Мэгги нанесла лёгкий макияж. Розоватые румяна, тушь, светлый губной блеск и корректор помогли смягчить ущерб, нанесённый бессонной ночью. Не слишком ли ярко?.. Не покажется ли Марку, что она пытается привлечь его внимание? При мысли о собственной глупости она закатила глаза и покачала головой.
Рэнфилд, обожавший путешествовать, был вне себя от радости, когда Мэгги подняла его и усадила в «Себринг»[2]. Он вытянулся, чтобы высунуть голову в окно машины, но Мэгги крепко держала его за поводок, опасаясь, что её перевешивающий в передней части компаньон случайно вывалится из авто.
Стоял ясный и прохладный день, бледно-голубое небо подёрнулось тоненькой пенкой облаков. Чувствуя, как с приближением к винограднику усиливается её нервозность, Мэгги сделала глубокий, проясняющий голову вдох, а затем ещё один, повторяя процесс, пока не стала сопеть так же, как и Рэнфилд.
Среди виноградных кустов, с которых был уже собран урожай, показались фигуры Сэма и его работников. Они занимались ежегодной обрезкой, формируя кроны перед тем, как подготовить виноградник к зимовке… Доехав до дома, Мэгги остановила машину и посмотрела на Рэнфилда.
— Мы должны вести себя свободно и уверенно, — обратилась она к нему. — Плёвое дело.
Требуя ласки, бульдог умильно ткнулся головой. Мэгги нежно погладила его и вздохнула.
— Идём.
Ведя Рэнфилда на поводке, Мэгги пошла к передней двери, терпеливо ожидая, пока собака делает свои неуклюжие шаги. Не успела она постучать, как дверь открылась, и показался Марк, одетый в джинсы и фланелевую рубашку. Он выглядел таким сексуальным с взъерошенными волосами и в помятой рубашке, что Мэгги почувствовала глубоко внутри внезапную боль.
— Проходи, — хриплый утренний голос прозвучал музыкой для её ушей. Она завела пса в дом.
В зеленовато-голубых глазах Марка засияла улыбка.
— Рэнфилд, — позвал он, присаживаясь на корточки. Пёс тут же метнулся к нему. Марк принялся гладить его, действуя намного более энергично, чем Мэгги: теребил складки вокруг шеи, потирал, чесал. Рэнфилд обожал такое обращение. В отсутствие хвоста он принялся вилять всей задней частью туловища, умудрившись изобразить нечто схожее с танцем Шaкиры.
— Ты, — обратился Марк к собаке, — выглядишь, как картина Пикассо. Из кубистического периода.
Экстатически захлёбываясь, Рэнфилд облизал его запястье и медленно опустился на живот, растопырив лапки во все четыре стороны.
Даже нервничая, Мэгги не смогла удержаться от смешка при виде замедленного падения пса.
— Уверен, что не изменишь своё мнение? — спросила она.
Марк, всё ещё веселясь, поднял к ней лицо.
— Конечно, — он отцепил поводок от ошейника, выпрямился и мягко снял её ладонь с дверной ручки. Когда их пальцы соприкоснулись, она почувствовала, как бешено скакнул пульс, а колени угрожающе дрогнули. У неё мелькнула краткая мысль о том, как было бы здорово подобно Рэнфилду, свалиться мешком на пол.
— Как Холли? — сумела выдавить она.
— Великолепно. Ест Jell-O [3] и смотрит мультики. Температура поднималась ночью ещё раз, а потом сп?ла. Сейчас она просто немного слаба. — Марк пристально изучал гостью, словно пытаясь впитать каждую деталь её облика. — Мэгги… Прошлой ночью я не хотел тебя пугать.
У неё быстро и яростно забилось сердце.
— Я и не испугалась. Даже не представляю, почему так получилось. Должно быть, из-за вина.
— Мы не пили вино. Его пил Сэм.
Кровь бросилась ей в лицо.
— Ну, тогда мы просто увлеклись. Возможно, под влиянием лунного света.
— Было темно.
— И позднего времени. Почти полночь…
— Было десять часов.
— …и ты чувствовал благодарность за то, что я помогла с Холли, и…
— Я не чувствовал благодарность. Нет, я, конечно, был благодарен, но поцеловал тебя не поэтому.
В её голосе зазвенело отчаяние: