– О, тут я с вами полностью согласна, – сказала мадам Квине. – Но он не кажется светским львом.
Розали улыбнулась. В то время во Франции считалось чрезвычайно модным подражание Байрону: разочарованный взгляд, длинные волосы, бледные лица, а Рэнд далек был от всего этого модного маскарада.
– Мадам.., можно мне быть откровенной с вами?
– Ну конечно же, я так ценю искренность!
– Скажите, что вы думаете о наших отношениях с месье де Беркли? Вы, вероятно, осуждаете меня?
– Ну что вы, как можно! Во Франции это вообще в порядке вещей…
– Но он никогда не женится на мне.
– Ну-ну, успокойтесь, дорогая! Знаете, после первого года супружества муж и жена почти не бывают вместе. У них разные друзья, разные занятия и даже дома другие.
Такая любовь, как ваша, уважаема и прекрасна, люди должны обмениваться сердцами, а не кольцами.
Помолчав немного, Розали спросила:
– А как же мораль?
– Мораль? – задумчиво произнесла мадам Квине. – У меня с ней уговор – никогда не беру ее с собой в постель.
Конечно, ее слова звучали убедительно. "Но неужели это все, чего можно ждать от любви? – печально думала Розали. – Быть содержанкой, терпеть ненависть его жены и насмешки его приятелей. Как это грустно!" Она сама хотела строить свою жизнь. Но кто же захочет взять в жены ее, бедную падшую горничную?
Глава 5
Ты была моей когда-то.
Так давно, что я забыл когда.
Но вот вслед за ласточкой взор твой скользнул.
Упала вуаль,
И я узнал тебя…
Около трех часов пополудни Аннет Квине возвратилась домой из школы. Она была тихим и мечтательным ребенком, очень способным к музыке. Аннет подолгу играла на рояле, а Розали, тихо сидя в маленьком танцевальном зале, часами с упоением слушала ее. Аккорды романтической, терпко-сладкой мелодии наполняли комнату, звенели в высоких канделябрах и, словно невидимый дождь, падали с высоты вниз. Розали не могла противиться их томному призывному звучанию. Она встала и закружилась в медленном танце. Тончайшая ткань бело-голубых юбок изящно окутывала ее стан, волосы пышными прядями падали на плечи. И вдруг посреди этого восторженного кружения она заметила, что за ней наблюдают чьи-то внимательные глаза.
Затаив дыхание, в дверях стоял Рэнд. Никогда не видел он ничего более прелестного, чем это юное неудержимое веселье.
Но Розали вдруг остановилась, глядя на него сияющими, пронзительно-синими глазами. Сердце ее трепетало.
– Рэнд!
Подхватив свои легкие муслиновые юбки, она подбежала к нему, казалось, еще мгновение, и она бросится в его объятия.
Но, не добежав двух шагов, она в нерешительности остановилась с пылающим лицом и смущенным взглядом.
Рэнда пронзило странное ощущение утраты, он почти держал ее в своих объятиях, он знал теперь, что время, проведенное вдали от нее, не уменьшило его влечения. Он всегда будет хотеть ее, пока живет и дышит.
– Здравствуй, – сказал он, нежность и едва различимая мягкость звучали в его голосе.
Розали жадно смотрела на него. Высокий, сильный, одетый в длинные ботфорты, кожаные брюки, белоснежную рубашку и изящный сюртук, казалось, он в любую минуту готов был бесстрашно отразить все проявления жестокого мира, защитить ее от любого несчастья. Радость от возможности снова видеть его была сродни радости человека, утоляющего голод после долгого и строгого поста.
– Как твои дела? Все прошло успешно? – спросила она, и Рэнд улыбнулся.
– В общем, да. Земля продана по отличной цене, остался только дом, но и на него уже есть покупатели.
"Что с ним? Неужели он изменился? – подумалось Розали. – Он такой открытый, незащищенный, спокойный. Его притягательность стала теперь значительно ярче, сильнее".
– Ты танцевала вальс, – сказал Рэнд, торопливо ища какую-нибудь причину, чтобы задержать ее. – Скандальное поведение, между прочим.
– Но я не знала, что кто-то смотрит на меня, – смущенно проговорила Розали.
– А как насчет сообщника? – спросил он и, прежде чем Розали успела ответить, взял ее за руку и увлек на середину зала. Музыка окутывала их – соблазнительная, настойчивая, замысловато-прекрасная.
– У нас не получится, – смеясь, протестовала Розали, безуспешно пытаясь освободить руку.