– Почему же? Ты хотела танцевать, не так ли?
– Потому… – волнение охватило Розали, когда рука Рэнда легко коснулась ее талии. – Потому что это небезопасно для твоих ног. Я еще никогда не танцевала с настоящим партнером.
Рэнд тихо рассмеялся.
– Ну хорошо, если попытка не удастся, мы оставим эту затею, – сказал он, осторожно и нежно ведя ее в танце.
Он был таким восхитительным партнером, что с ним просто невозможно было ошибиться. Розали зачарованно и покорно повторяла медленные движения, пока наконец полностью не доверилась его воле.
Глаза Рэнда неуловимо отражали все бесчисленные оттенки от зеленоватого до янтарно-золотого, и Розали не в силах была отвести от них свой взгляд.
– Ну как, все хорошо? – спросил он, и Розали молча кивнула. Танец с ним обернулся одним из самых упоительных соблазнов, которые она испытала в своей жизни.
Это были почти объятия, дозволенные, впрочем, снисходительной французской моралью, извинительный предлог для прикосновений и переплетенных пальцев. Их тела время от времени даже касались друг друга, и в эти мгновения огонь обжигал Розали.
– Тебе позволяли учиться танцевать вальс? – спросил Рэнд, слегка улыбнувшись.
Несмотря на то что во Франции этот танец давно был известен, в Англии его все еще считали слишком вольным.
Из-за шокирующей близости партнеров он был признан вульгарным и безнравственным.
– Мама не думала, что я смогу когда-нибудь применить на практике свое умение…
– Но ведь Уинтропы давали балы? – спросил Рэнд, его глаза сияли странной нежностью.
– Видишь ли, мама считала, что мне не стоит танцевать ни с одним из молодых людей. Это могло привести к… Ну в общем, я стояла все время рядом с леди Уинтроп.
Объятия Рэнда становились все крепче, и теперь Розали была совсем близко от него.
– Представь, – сказала вдруг она, – если бы я не пошла в тот день в театр, я однажды могла бы увидеть тебя на балу танцующим с Элен.
– Я не стал бы с ней танцевать. А кроме того, я не позволил бы тебе скучать рядом с этими старыми леди.
– Как это?
– Ну, я нашел бы кого-нибудь, кто смог бы представить нас друг другу. А потом целый вечер танцевал только с тобой, пока бы твои туфли совсем не износились.
Розали рассмеялась, представив себе эту картину.
– Да ты и не посмотрел бы в мою сторону! Ты просто не заметил бы меня.
– Верно, я всегда избегал общества почтенных особ.
Но рано или поздно я все равно увидел бы тебя, и твои синие глаза приковали бы меня к себе, – проговорил Рэнд хрипловатым голосом, который как-то странно завораживал Розали.
– – Я.., я теперь буду танцевать с тобой только кадриль, – задумчиво произнесла она, поняв, что ей надо во что бы то ни стало освободиться от его чар, не позволить себе растаять в его нежных объятиях. Голос ее стал тверже. – Я не буду вальсировать с тобой, сколько бы ты ни просил меня!
– Мудрое решение.
– Хотя мне кажется, что этот вполне невинный танец едва ли заслужил такие нападки, – закончила она.
– Не думаю, что ты читала Саламо Вольфа.
– Кто это?
– Немецкий писатель. Года два назад он опубликовал знаменитый памфлет, что-то вроде "Дискуссии на тему наиболее значительных причин пристрастия нашего поколения к вальсу".
Розали расхохоталась.
– Ты шутишь! Что предосудительного в этом танце?
– Искушаешь, чтобы я показал тебе…
– Показал что? – с вызовом спросила Розали.
С ослепительной улыбкой Рэнд принял его.
– Весь секрет здесь в некоей согласованности действий, – проговорил он, медленно проводя рукой по спине Розали и решительно придвигая ее ближе к себе. – Сначала это неспешное, спокойное движение.., для неусыпных глаз внимательных леди. Но это.., французский вальс.
Движения их стали вдруг свободными, широкими, стремительными. Искусно закружив Розали в пируэте, Рэнд тотчас поймал ее в свои крепкие, сильные объятия. Глаза Розали широко распахнулись. Она чувствовала тело Рэнда сквозь тонкие покровы платья. Грудь ее была прижата к его груди, губы их почти соприкасались. Розали не могла вымолвить ни слова. Танец пробудил в них этот вечный порыв, мужчине – властвовать, вести, а женщине следовать за ним и подчиняться. Гибкое, податливое тело Розали вдруг откликнулось на объятия каким-то непонятным пугающим образом. Потом, много времени спустя, она поймет, что это было пробуждением желания.